зарегистрированных священнослужителей, кроме того в городе проживало ещё около 30 приписных и заштатных священников. Это было все, что осталось от превышавшего тысячу человек дореволюционного духовенства Петрограда. Подобные же страшные потери понесло и духовенство Ленинградской области» [9, с. 7–9].
В связи с антирелигиозной политикой новой советской власти резко изменилась жизнь и судьба многих выдающихся представителей российской музыкальной культуры, чья деятельность и творчество так или иначе были связаны с областью духовного творчества, исполнительства, образования. Бывшие профессора, композиторы, педагоги, руководители хоров в одночасье оказались «не у дел» – некоторые из них покидали родину, а другие, оставшиеся на ней, претерпевали испытания на идеологическую «прочность», пытались найти компромиссное решение, применяя свой профессиональный опыт и знания в новых условиях. Сотрудничество с новой властью нередко осуждалось в церковных кругах и за «изменниками» закреплялось звание «красных профессоров». Напротив, те, кто верил в непоколебимость дореволюционных ценностей, оказывались «выброшенными за борт» как мешающий революции «пережиток монархического прошлого».
В тяжелейших условиях особые утраты несла церковь, а вместе с ней и церковно-певческая культура. Один из выдающихся представителей дореволюционной церковно-певческой науки А. В. Преображенский11 в 1928 г., отмечал: «Как и во многих областях культурной жизни, революция и здесь произвела грандиозный переворот. Прежде всего, потрясена до глубочайших основ твердыня церкви – и – следовательно – церковной жизни, церковного искусства. Вместе с ней рушились основы старой народной культуры, связанной с бытом и культом. Церковная музыка просто перестала существовать, как фактор, который нужно было учитывать в плане нашей жизни. Хоры распались и разлагаются, жизни в них нет, или она остановилась…» [1, с. 79]. Действительно удары судьбы не обошли церковный клирос. Так при проведении паспортизации населения весной 1933 г. запрещалось регистрировать и выдавать паспорта многим служителям культа, в том числе и «дьяконам и регентам хоров, хотя бы он был любитель…» [9, с. 3]. В связи с закрытием храмов резко сократилось количество церковных хоров, сократился и их певческий состав, изменился профессиональный и возрастной облик поющих. Кроме того, не прошли бесследно и годы Гражданской войны, голод, разруха, значительно сократившие население страны.
В атмосфере революционной стихии и гонений страдали не только люди, но гибло и ценнейшее наследие дореволюционного прошлого церковной культуры – богатые собрания нот и книг. В частности, в одном из рукописных источников – в «Словаре русского церковного пения» Д. С. Семёнова12 – отмечалось, что «церковно-певческое дело до 1917 г. могло гордиться собранием ценнейших книг, рукописей нот и др. памятников в различных книгохранилищах» [6, с. 118]13. Однако, в 1917–1918 гг. многое в этих бесценных хранилищах не выдержало испытания временем: «особенно пострадали рукописи и доски в нотнице П. Юргенсона, сданные в «макулатуру» в годы владычества РАПМ [там же, с. 119]. Также Д. С. Семёнов подчёркивает, что богатые собрания нот и книг, хранились и в частных библиотеках. Автор пишет: «Музыковеды, регенты, композиторы XIX–XX вв. могли гордиться своими личными нотными и книжными библиотеками, а иногда и старинными рукописями в них. Хорошее собрание у Киреева в СПБ, Степанова Е. Ф. в Тамбове, свящ. Лебедева В., также, регентов архиерейских хоров и др. музыкальных деятелей (Т.
Ценно, что на страницах рукописи Д. С. Семёнова не только упоминается, но и кратко повествуется о печальной судьбе многих частных архивов, которые после смерти их владельцев были подвергнуты уничтожению или были рассеяны в неизвестном направлении. Среди них: архив В. В. Лебедева (умершего в 20-х годах XX в.) – священника, известного в Тамбове и провинции музыкально-педагогического деятеля, редактора журнала «Гусельки Яровчаты» (Тамбов, 1907–1909), автора около 30 сочинений по вопросам музыки в школе, церковных хорах, пособий, композитора; архив Ф. Е. Степанова (1870–1947) – регента, композитора, учителя пения в школе г. Тамбова, сотрудничавшего с П. Богдановым и журналами «Гусельки Яровчаты», «Баян» и др.; архив А. М. Покровского, известного в своё время церковно-певческого деятеля, регента Новгородского архиерейского хора (до 1912 г.) и преподавателя пения в духовной семинарии, автора 11 книг и брошюр, посвящённых церковно-певческому просвещению (теории, истории церковного пения), с 1910 г. – издателя «Гуселек Яровчатых», владельца богатейшей нотной и книжной библиотеки. Благодаря сохранившимся воспоминаниям Д. С. Семёнова узнаём о переписке автора с известными музыкантами, композиторами, церковно-певческими деятелями – Б. В. Асафьевым, А. В. Никольским, П. Г. Чесноковым, А. В. Александровым, М. В. Бражниковым, Н. Д. Успенским и др. В них запечатлены многие неизвестные ранее событийные факты их биографий. Ценность рукописи Д. С. Семёнова заключается в информации, необходимой для восполнения страниц истории отечественной церковно-певческой культуры – в частности, в содержащихся в ней сведениях мемуарно-биографического характера, раскрывающих многие забытые сегодня имена тружеников церковно- певческой культуры (чьей памяти автор посвятил свой труд).
Таким образом, благодаря тому, что «рукописи не горят», есть надежда на восстановление утраченных страниц церковно-певческой истории послереволюционного лихолетья. Многое могут рассказать и сохранившиеся архивные материалы. Попытаемся далее на их основе восполнить сведения о развитии традиции церковного пения 20-х – начала 30-х гг.: в частности, одного из значительных церковных хоров дореволюционного Петербурга, центра монастырского богослужения – Митрополичьего хора Александро-Невской Лавры. Как известно, богослужение в петербургской Лавре не прекращалось вплоть до сентября 1933 года, Лавра была одним из последних монастырей, закрытых в советское время – 12 сентября здесь состоялось заключительное праздничное богослужение, которое провёл митрополит Серафим (Чичагов)14.