Литература. XXI век. К вопросу о стандарте среднего общего образования по литературе

Г. В. Иванов

А что такое вдохновенье?
– Так… Неожиданно, слегка
Сияющее дуновенье
Божественного ветерка.
……….

Но я не забыл, что обещано мне
Воскреснуть. Вернуться в Россию – стихами.

Н. Гумилев, старший товарищ Г. Иванова по кружку акмеистов, отметил у молодого поэта «крупные достоинства»: безусловный вкус, «неожиданность тем и какую-то грациозную глуповатость», в той мере, в какой ее требовал Пушкин (см. предисловие М. Латышева к сборнику стихов Иванова «Белая лира»). О поздних стихах там сказано: «прозрачность стиха и ясность (точность мысли)». Наконец, напомню, что Г. Иванова называли первым поэтом русской эмиграции.

Читатель берет книжку «Белая лира» [32] в руки, читает и радуется. Есть и «прозрачность стиха и ясность мысли», высокое мастерство, редкая лапидарность, безусловный вкус и, надо заметить, большое место занимает образ России. Он любил родину так страстно, как может ее любить только русский эмигрант начала XX в.

Ученик чувствует, что Иванов и стилистически, и по духу близок к Пушкину и Тютчеву. И темы у него очень русские: эмигрантская тоска, Петербург, природа, любовь, история отечества, философия в изящном виде. На таких стихах только и учить школьника поэзии. Учить наслаждаться ею. Пояснения здесь не нужны, помогает «слух» на стихи и национальный архетип. И тогда школьник, идя на свидание, вспомнит: «И разве мог бы я, о посуди сама, в твои глаза взглянуть и не сойти с ума». А иначе – зачем учить стихи? Незачем.

В программу нужно включить стихи Иванова, чего раньше не было сделано, и заучивать их так же, как «Роняет лес багряный свой узор…»

Опять на площади Дворцовой
Блестит колонна серебром.
На гулкой мостовой торцовой
Морозный иней лег ковром.

Несутся сани за санями,
От лошадей клубится пар,
Под торопливыми шагами
Звенит намерзший тротуар.

Беспечный смех… Живые лица…
Костров веселые огни, —
Прекрасна Невская столица
В такие солнечные дни.

Идешь и полной грудью дышишь,
Спускаешься к Неве на лед.
И ветра над собою слышишь
Широкий солнечный полет.

И сердце радостью трепещет,
И жизнь по-новому светла,
А в бледном небе ясно блещет
Адмиралтейская игла.

Не о любви прошу, не о весне пою,
Но только ты одна послушай песнь мою.

И разве мог бы я, о, посуди сама,
Взглянуть на этот снег и не сойти с ума.

Обыкновенный день, обыкновенный сад,
Но почему кругом колокола звонят,

И соловьи поют и на снегу цветы,
О, почему, ответь, или не знаешь ты?

И разве мог бы я, о, посуди сама,
В твои глаза взглянуть и не сойти с ума!

Не говорю – поверь, не говорю – услышь,
Но знаю: ты сейчас на тот же снег глядишь.

И за плечом твоим глядит любовь моя
На этот снежный рай, в котором ты и я.

И. А. Бродский

О творчестве Бродского говорилось в главе о «негативной» литературе. Повторю суждения А. Ткачева [6]:

• Бродский – самое важное явление в русской поэзии второй половины XX в.

• Бродского раскусила советская власть. Тупая, косная, с узким мировоззрением, неизящная советская власть устами своего обвинителя на суде по делу «тунеядца Бродского» назвала следующие мотивы творчества: смерть, уныние, эротизм (не дословно, но суть та же).

В качестве иллюстрации сказанного напомню фрагменты стихов из учебника:

Смерть – это все машины.
это тюрьма и сад.
Смерть – это все мужчины,
галстуки их висят.
Смерть – это стекла в бане,
в церкви, в домах – подряд!
Смерть – это все, что с нами —
Ибо они – не узрят.
***
Вечер. Развалины геометрии.
Точка, оставшаяся от угла.
Вообще: чем дальше, тем беспредметнее.
Так раздеваются догола.
Но останавливаются. И заросли
скрывают дальнейшее, как печать,
содержанье послания…
***
Идет четверг. Я верю в пустоту.
В ней как в Аду, но