нарратив касается публичного мира. Во многих исследованиях средств массовой информации говорится о том, что лишь небольшая доля новостей посвящена женщинам. Отсутствие упоминаний женщин отмечается и в других формах коммуникаций. Когда первый человек ступил на Луну, он объявил внимающему ему миру: «Это один маленький шаг для человека, но это гигантский скачок для человечества»[32]. В том же 1969 году вышла в свет высоко оцененная читающей публикой «История шотландского народа». В этой книге говорится практически только о мужчинах; бо?льшая часть содержащейся в ней информации подается так, как будто Шотландию населяли исключительно мужчины; в ней обсуждаются все области деятельности народа – за исключением той, в которой занято самое большое число людей, т. е. домохозяйство. В предметном указателе есть понятие «дом», но нет понятия «домашнее хозяйство». Еще один пример обсуждаемого феномена – влиятельная международная конференция «Диалектика освобождения», которая прошла в Лондоне. Докладчики на конференции были исключительно мужчины. Они обсуждали вопросы войны, безумия, окружающей среды, империализма, расы, литературы, капитализма и социализма, но никак не упоминали положение женщин или угнетение гомосексуалов.
Это примеры из жизни конца 1960-х годов, и по крайней мере некоторые области культурной практики с тех пор изменились. Язык официального общения теперь уже не будет откровенно сексистским. Даже истеблишмент Американской психологической ассоциации был вынужден ввести в 1977 году политику несексистского языка в издаваемом ею журнале. Бо?льшая часть издательств теперь работает с авторами, занимающимися феминистскими и женскими исследованиями, а также с женщинами – литераторами и публицистами. И в самом деле, этот сегмент печати относится к числу наиболее развивающихся. Однако проблема, отмечаемая Шейлой Роуботам в работе «Женское сознание, мужской мир» и состоящая в том, что даже мужчинам левых взглядов тяжело признавать гендерные вопросы вопросами серьезной политики, остается актуальной не только для левых. В каком-то смысле исключение женщин заменяется их маргинализацией посредством таких механизмов, как отдельные издательские планы или тривиализация женских образов в средствах массовой информации[33]. Основной нарратив: о публичном мире войны, ракетах, падении режимов, росте доходов – остается без изменений.
Хорошо известная дистинкция публичное/приватное составляет часть процесса дихотомизации мира, который является наиболее системной формой стерилизации (purification), осуществляемой гендерной идеологией. В этом упрощении, однако, кроется источник сложности. Ведь если возводить качественное различие между мужским миром и женским миром в абсолют, то требуются различные культурные механизмы действия в каждом из этих миров. Любопытная иллюстрация подобного подхода – научно-фантастический роман Филиппа Уили «Исчезновение» (1951). По сюжету романа мужчины исчезают из мира женщин, а женщины исчезают из мира мужчин на четыре года; в результате происходят самого разного рода социальные катастрофы: в одном мире – ядерная война, в другом – пожар и эпидемия чумы.
Стремление к стерилизации достигает наибольшей эмоциональной напряженности в трактовке мужской гомосексуальности как символа беспорядка, осквернения и опасности. Парадоксально то, что патриархатный социальный порядок столь враждебно относится к эротическим отношениям между членами доминирующей гендерной группы. Осознание этого парадокса составляет часть амбивалентных отношений между участниками движения за освобождение женщин и участниками движения за освобождение геев. Объяснить гомофобность западной культуры непросто, но по крайней мере отчасти она может быть объяснена тем фактом, что гомосексуальность подрывает доверие к натурализованной идеологии гендера и гендерной дихотомичности, или разделенности на две части, как принципу организации мира.
В рамках дихотомизированного мира гендерной идеологии используются два главных способа репрезентации социальной жизни. Один из них – романтизм. Поскольку этот термин часто ассоциируется с жанром фэнтези, в котором работали такие писатели, как Джоржетта Хейер и Дж. Р.Р. Толкин, следует отметить прямое отношение этого жанра и стиля к повседневности. Замечательным примером романтизма служит бродвейский мюзикл. В основе его сюжета, как правило, лежит жизнь простых людей: фермеров («Оклахома!»), солдат («Юг Тихого океана»), обслуживающего персонала каруселей («Карусель»), мелких жуликов («Парни и куколки»), фабричных рабочих («Пижамная игра»), подростков из уличных группировок («Вестсайдская история»). В этих спектаклях играют обычную жизнь, ее проблемы даже преувеличены. Но обыденность преображается в отблесках любовной истории, составляющей главный импульс сюжетной линии, перед которой бледнеет все остальное повествование. Настоящая любовь в бродвейских мюзиклах, в романах издательства «Миллс и Бун», в женских журналах – это символическое воссоединение дихотомизированных миров. Это воссоединение и утверждает правильность дихотомии, и показывает способ, которым отдельная женщина в силу своей любви может избежать узкого и обедненного мира, выстроенного дихотомической организацией, направленной на женщин как социальную группу.
Другой способ репрезентации социальной жизни – натурализация гегемонной маскулинности путем создания образа героя в таких жанрах, как сага, баллада, вестерн, триллер. Когда в центр внимания ставятся образцы для подражания, то это делается не только ради обоснования привилегий, которые переносятся и на необразцовое большинство мужчин. Подобно романтизму, это еще и способ символического подхода к реальным проблемам.
Одна из проблем гендерных отношений, связанных с мужчинами, – это старая проблема высокого уровня насилия среди мужчин. Не случайно классический герой обычно – специалист по насилию. Со слов «Битвы и мужа пою» начинается поэма Вергилия «Энеида», и надо отметить, что о «битвах» здесь говорится в первую очередь. Эней, Ахилл, Зигфрид, Тристан и Ланселот прорубают свою дорогу в жизни через горы мертвых тел. У Тарзана, Бульдога Драммонда, Джеймса Бонда, Рэмбо и Брюса Ли разные техники, но очень похожий подход к человеческой жизни.
Надо сказать, что персонажи из первого списка не являются исключительно специалистами по насилию. Так, сюжет «Илиады» разворачивается не