Гендер и власть. Общество, личность и гендерная политика

упомянуть кампанию, проведенную Женской рабочей хартией и движением «Женщины против закрытия шахт» в Великобритании; помощь, оказываемую работницами беженцам; радикализацию женских конференций Лейбористской партии в Австралии. Бо?льшая часть этих мобилизаций была связана с организациями, созданными и руководившимися мужчинами, а также с партиями, профсоюзами, кооперативами, и потому политика репрезентации и доступа осуществлялась в них со структурно слабых позиций. Например, женские конференции Лейбористской партии не имеют никакой формальной власти. Это показали события 1986 года в Новом Южном Уэльсе: когда доминирующая правая фракция партии не смогла контролировать женскую конференцию, она ее просто упразднила. На национальной конференции Лейбористской партии 1984 года 76 % делегатов составляли мужчины, а среди влиятельных политических фигур не оказалось вообще ни одной женщины.

Однако слабость мобилизации не означает, что феминизм рабочего класса был абсолютно неэффективным. Английские описания семейной жизни в таких работах, как «Вокруг да около фунта в неделю» («Round About a Pound a Week»), «Жизнь, какой мы ее знали», «Жены в семье рабочих», помогают понять, какой путь мы прошли в ХХ веке. Патриархатная власть немного отступила. Женщины из рабочего класса отвоевали себе больше жизненного пространства и больше ресурсов. Изменения в лучшую сторону пусть медленно, но происходят.

Движения за освобождение: их рождение и преобразование

Выражение интересов в движении за освобождение женщин отличается от выражения интересов в феминизме рабочего класса по целому ряду параметров. Его основной чертой было создание коллективного проекта, направленного на развитие всеобщей борьбы женщин в разных социальных средах, в разных системах отношений и в разных областях жизни. Оно возникло на гораздо более узкой социальной базе, но степень преданности этому движению и степень самосознания его участников не знают аналогов в гендерной политике.

Много говорилось о связи этого движения со средним классом. Так, правоверные марксисты навешивали этому движению ярлык буржуазного феминизма. Хотя в движении освобождения женщин всегда участвовали активисты из рабочего класса, его основная социальная база абсолютно очевидна: бо?льшую часть его активистов составляли белые, хорошо образованные женщины, принадлежавшие к определенному поколению и жившие в больших городах; они либо происходили из обеспеченных семей, либо могли претендовать на хорошо оплачиваемую работу преподавателей, журналистов, работников сферы социального обеспечения и т. п. Движение развивалось за счет рекрутирования студентов высших учебных заведений. В настоящее время складывается второе поколение активистов. В общем и целом это движение интеллигенции, если считать интеллигенцией профессионалов или людей, получающих профессиональную подготовку.

Признание этой социальной базы не означает дискредитации движения, если не исходить из самого грубого представления о классовых интересах. Скорее в этом случае мы должны задаться вопросами о конкретном способе выражения интересов женщин и о конкретных обстоятельствах, благодаря которым возник этот проект.

Первый вопрос обсуждается больше. Объяснение интересов женщин, сформировавшихся в рамках движения освобождения, обычно основывалось на категориальной теории. Как показывает Эстер Айзенстайн, это быстро привело к ложному универсализму, при котором произошло уподобление положения людей из третьего мира, черных и женщин из рабочего класса положению состоятельных белых. Со временем это изменилось, по крайней мере на уровне практики. Были предприняты попытки разобраться в проблемах мигрантов и черных женщин в богатых странах и встать на менее империалистические позиции по отношению к женской политике в третьем мире. Впрочем, эти изменения имели характер скорее поправки, нежели кардинального изменения характера движения.

Импульсом, который привел в движение самые первые группы женщин, выступавших за свое освобождение, послужило противоречие между радикальной демократией мужчин, участников движения новых левых, с одной стороны, и тем, что эти мужчины на самом деле практиковали исключение и эксплуатацию женщин, с другой. Линн Сигал убедительно показывает, что радикализм 1960-х имел достаточно широкие масштабы. Радикальная критика семьи и либеральное отношение к сексу способствовали эмансипации молодых женщин, несмотря на отчужденную сексуальность и нередкий эгоизм радикально настроенных мужчин. Стремление к личной свободе и попытки формирования радикального Я высветили вопросы эмоциональных отношений и личности, которые довольно быстро стали центральными в женских группах роста сознания. Различие между социальной активностью студентов и фабричных рабочих, описанных Кавендиш, показывает роль свободного времени и материальных ресурсов в изменении оснований гендерной политики. Движение интеллектуалов сохранилось благодаря материальной базе, отсутствующей у феминизма рабочего класса, а именно благодаря доходу женщин-профессионалов (использовавшемуся для финансирования журналов, фильмов, конференций, убежищ для женщин, находящихся в трудной ситуации), доступу к ресурсам государства для финансирования служб помощи женщинам (women’s services) и неоплачиваемому труду женщин, не имеющих маленьких детей.

Благодаря труду активистов, в первые несколько лет не только проводились кампании против несправедливости, но и были созданы политические ресурсы. Коллективный проект был материализован и отчасти институционализирован. Самым главным в этом процессе было то, что сложилось некое единство между несколькими тысячами женщин в каждом большом городе богатых капиталистических стран. Это единство проявлялось в практиках, подобных участию в группах роста сознания, демонстрациях, собраниях, чтении феминистской литературы и подписке на феминистские публикации. Оно также означало приверженность движению. Многие участники начали определять свою политическую позицию как прежде всего феминистскую и идентифицировать себя с женщинами, которые проводили такие же кампании и помогали друг другу изменять свою жизнь.