районами, большие группы людей, объединенные системой обмена товаров и услуг, а также религией и властью. История этого порядка продолжалась вплоть до прихода эры промышленного капитализма.
Историков, занимавшихся этим переходом, его социальной динамикой, интересовали классовые структуры, которые Гордон Чайлд использовал для характеристики «городской революции». Теперь мы можем задаться вопросом о гендерной динамике на более глубоком уровне, т. е. выйти за традиционные рамки обсуждения влияния этого перехода на положение женщин. Если общая линия наших рассуждений в Главе 6 верна, то создание государства само по себе является реорганизацией гендерных отношений, особенно структуры гендерной власти. Половое разделение труда заложено в процесс производства, приводящий к производству прибавочного продукта и услуг, которые составляют предпосылку городской жизни. Важно знать, в какой мере прибавочный продукт присваивается через систему гендерной политики и в соответствии с гендерным разделением и в какой мере возросшая специализация работников гендеризована. Вполне вероятно, что изменение плотности, возможностей и демографической структуры городского населения сопровождалось изменением структуры катексиса.
Формирование государства – наиболее интересный и важный аспект этих вопросов. Один из ключевых моментов образования государства – это изобретение армий. Если судить по письменным и визуальным источникам, армии Шумера, Египта и последовавших за ними государств состояли (почти) исключительно из мужчин. Дэвид Фернбах считает, что «специализация мужчин на насилии» – ключ и к развитию государства как инструмента классовой и патриархатной власти, и к истории маскулинности. Это очень важное наблюдение, но не стоит преувеличивать его объяснительную силу. Древние армии были небольшими, поэтому очень вероятно, что организованное насилие могло определить характер только меньшинства мужчин. Более того, машина насилия, в которой преобладали мужчины, не обязательно и не напрямую определяла подчинение женщин в других сферах жизни. История как Шумерского царства, так и Египта свидетельствует о том, что женщины могли обладать и престижем, и властью, и авторитетом. Например, у шумеров женщины имели собственность, участвовали в торговле и проч., в шумерских мифах богини активны и могущественны, особенно это касается сказаний о богине Инанне (Иштар). То же самое можно сказать и о Египте, где влияние женщин, возможно, возросшее в период империи, совпало с периодом его максимального военного могущества.
Тем не менее контроль над средствами насилия со стороны группы мужчин, а не женщин остается важнейшим историческим фактом наряду с концентрацией высшей политической власти в руках мужчин или групп мужчин. Вследствие этих фактов древние государства стали инструментом дифференциации типов маскулинности и способствовали их столкновению между собой. Конфликт между жрецами Амона и реформатором фараоном Эхнатоном в эпоху расцвета Древнего Египта служит поразительной иллюстрацией этого процесса. Напряженность этих конфликтов была еще не слишком высока, потому что исключение женщин из высшей власти не означало их общего подчинения в других сферах жизни.
Определенное подтверждение тому можно усмотреть в структуре эмоций наиболее раннего из дошедших до нас литературных шедевров – шумеро- аккадского эпоса о Гильгамеше. Это повествование разворачивается вокруг конфликта и страстной привязанности Гильгамеша, царя Урука, и Энкиду, человека, живущего среди зверей и подобного зверю. Два эти героя оказываются зеркальными отражениями друг друга. Сексуальность в этом эпическом повествовании больше похожа на ритуал, чем на эмоциональные отношения. Самые сильные чувства и личные привязанности связаны с войной и проблемами правления, а не с половым влечением.
По таким отдельным сведениям мы можем судить о том, что эти общества контролировались мужчинами, но не были
Однако очень важно не рассматривать исторический процесс как линейное развитие событий. На это есть две причины. Одна из них – диверсификация городских цивилизаций, включая гендерные порядки. Связь гегемонной маскулинности с милитаризмом и насилием, установившаяся в Средиземноморье и Европе, по-видимому, не установилась в той же мере в Китае. В конфуцианской культуре воины обладали значительно меньшим престижем, а ученые и чиновники (administrators) – бо?льшим. Кажется вероятным, что прибавочный продукт, производившийся в аграрно-торговом обществе, допускал новые варианты развития, связанные с потенциально бо?льшим разнообразием социальной структуры. Поскольку в то время не существовало ограничений развития со стороны глобального мира, то разные исторические сценарии вполне могли сформироваться в основных регионах городской культуры.
Другая причина состоит в том, что за пять тысячелетий своего господства аграрно-торговая цивилизация никогда не только не контролировала, но и не покрывала большей части заселенного мира. Благодаря своей плотности городские культуры, вероятно, охватывали большинство населения мира, но оставались обширные пространства, где заселение было организовано по другому принципу. Плотность населения была низкой в районах обитания скотоводов-кочевников (Центральная Азия), охотников-собирателей (северные части Северной Америки, Амазония, Австралия), аграриев (территория от Миссисипи до Великих Озер, Западная Африка), а также групп смешанного типа. Было бы большой исторической ошибкой считать эти общества основанными на примитивном выживании (как это делает бо?льшая часть литературы о «происхождении гендерных различий»), или статичными, или
