маскулинность – это в определенном смысле гегемонная маскулинность, происходящая от дурной веры. Мужчины могут получать удовольствие от патриархатной власти, но при этом воспринимать ее так, как будто она была получена ими в результате воздействия внешних факторов, т. е. дана им от природы, в силу традиции или самими женщинами, а не посредством активного подавления женщин в разных областях жизни. Они не склонны брать на себя ответственность за те действия, благодаря которым обрели свою власть. Отсюда проистекает их иногда смущенное восхищение героями гегемонной маскулинности: футболистами, летчиками, домашними тиранами, теми, кто нападает на гомосексуалов, – т. е. теми, кто берет на себя ответственность за свои действия по утверждению власти.
Притязание на маскулинность встраивает тем самым социальную структуру в половой характер, но смысл этого встраивания практически противоположен
Представление о коллективном проекте понять трудно, если не прибегнуть к такому простому понятию, как заговор. Разумеется, между мужчинами существуют своего рода заговоры. Например, можно говорить о скрытом соглашении мужчин против женщин, в соответствии с которым женщины исключены из большинства властных позиций в бизнесе и политике. Существуют также преднамеренные отдельные акции мужчин, нацеленные на защиту мужских привилегий. Скажем, занимающий высокую должность мужчина может препятствовать усилиям женщины-феминистки, желающей получить конкретную работу в правительстве. Такие ситуации возникают довольно часто и хорошо известны инсайдерам. Но как следует из наших рассуждений в Части II, подобные ситуации нельзя относить к структуре патриархатной власти, так как они также основаны на институционализации. Коллективный проект подавления женщин материализуется не только в индивидуальных действиях, но и в построении, поддержании и защите институционального порядка, порождающего неравенства в безличностной форме.
Попытка самого Сартра проделать этот анализ применительно к классовой динамике показывает невероятную сложность проблемы, и я не намерена повторять его попытку в этой книге. Мне хотелось бы здесь, во-первых, зафиксировать концептуальную важность вопроса, а во-вторых, тот факт, что в этой сфере наблюдаются некоторые практические подвижки. Так, Аарон Эстерсон в исследовании кейса и в теоретических формулировках, содержащихся в его работе «Листья весны», показывает диалектическую интеллигибельность коллективной практики в семье. Синтия Кокберн в своей работе «Братья», хотя и не обращается к психоаналитической парадигме, приводит очень наглядные примеры некоторых структур коллективного проекта гендерной политики на рабочем месте.
Представление о коллективном проекте, подобно представлению об индивидуальном проекте, предполагает и свободу, и ответственность. Как минимум оно предполагает свободу участвовать в этом проекте или не участвовать в нем, а также ответственность за сделанный выбор. Именно поэтому принятие феминизма для мужчин оказалось непростым делом. Согласившись с феминистской критикой патриархатного порядка, они начинали чувствовать глубокую вину и испытывать желание ее искупить. Отсюда утрированный феминизм («effeminist tendency»)[28], который иногда встречается у мужчин, вовлеченных в антисексистскую политику. Какой бы трогательной ни была эта позиция, она столь же неаутентична, сколь и
Надежду на лучшее внушает то, что мужчин и женщин часто связывают отношения любви. Это – проект в строгом смысле слова, включающий преданность друг другу, т. е. такое отношение, на котором строится практика. Преданность принципиально важна, так как она способствует разветвлению и развитию отношений на протяжении истории жизни, часто изменяя исходные отношения весьма глубоко.
Обычно считается, что любовь несовместима с ненавистью или угнетением. В этом кроется причина того, что некоторые женщины, испытывающие любовь к мужчинам и любовь к себе со стороны мужчин, отрицают феминизм и воспринимают его как концепцию, отвергающую или не признающую факт любви вопреки страстным текстам гетеросексуальных феминисток, таких как Шейла Роуботам, Дороти Диннерстайн и Барбара Зихтерман. На самом же деле любовь – это проект, который может переплетаться с проектом угнетения. Психоаналитики показали важность амбивалентности, сосуществование сильных и при этом противоположных чувств по отношению к одному и тому же объекту. Шуламит Файерстоун проанализировала