Но никто не отзывался. Присутствие по ту сторону двери жестко дернуло ручку, едва не выкрутив ее у Тила из рук. Он ухватился снова, крепко, как только мог, а сам медленно пригнулся. Осторожно, чтобы не заполучить на лицо этого клея, он приблизил свой правый глаз к замочной скважине.
Вначале не было видно ничего кроме мутной белизны – видимо, субстанция запечатала скважину наглухо. Но затем белизна колыхнулась, и Тил краем глаза ухватил обожженную плоть, сырую от липкой слизи, серо-зеленые ноги в трупных пятнах и разбухший от газов живот. В форме, в том, как это тело двигалось…
Видно было, что это женщина. Или что-то, напоминающее женщину. Внезапно существо по ту сторону двери прекратило свои попытки ворваться в его спальню. Секунду в комнате стояла струной натянутая тишина, после чего муть белизны сошла и в скважине отчетливо проглянул один черный глаз с красной, как жаркий уголь, оболочкой зрачка. Глаз сузился. Тил услышал сдавленный, похожий на скрип вздох, и глаз исчез. Послышался влажный звук, смежная дверь закрылась, и все смолкло.
Дыхание вышло из Тила с придавленным стоном. Руки с побелевшими костяшками продолжали сжимать дверную ручку. Медленно-премедленно он ослабил хватку и еще раз заглянул в скважину. Удостоверившись, что в санузле никого нет, он тихо открыл дверь, ухватил с придверного табурета ключ и запер дверь снаружи. От двери он отступил, чувствуя, как коврик под ногами противно чавкает от выделений той женщины.
Дверь в номер была сейчас слегка приоткрыта. Он теперь не помнил, запирал ли ее после своей отлучки в соседний номер. Может, он просто ее закрыл, а задвижка как-то не задвинулась. Она безусловно была заперта, когда женщина в ванной вынудила его вскочить с постели, но, может, та его возня у санузла встряхнула половицы и даже стены, и из-за этого она открылась. Тил вернулся к двери в номер и на этот раз надежно, с проверкой, ее запер. Здесь ковер тоже был мокрый, то ли от его отлучки в третий номер, то ли от чего-то ему неведомого. Внутри глухой волной росла паника, и Тил старался ее перебороть. Он потянулся к выключателю, но единственный свет в номере исходил от двух прикроватных ламп, из которых одна сейчас валялась возле санузла; зато другая стояла на месте. Вслушиваясь в тишину, Тил сознавал, что номер его все же, слава богу, пуст. Из мебели здесь всего лишь кровать, кресло, две тумбочки с лампами…
И огромный шкаф, который сейчас находился у него за спиной. Тил медленно попятился к кровати. Дотянувшись до лампы, он щелкнул выключателем, и комната успокоительно наполнилась тихим оранжеватым светом. Шкаф был наполовину погружен в тень, но и при этом различалось, что одна из трех его дверей приоткрыта. Никаких звуков или шорохов изнутри не доносилось, но Тил был уже на пределе; к тому же грызло подозрение, что, вместо того чтобы вытеснить ту нежить из своего номера, он каким-то образом умудрился запереть ее здесь вместе с собой.
Нога задела за край кровати. Не в силах отвести взгляда от шкафа, он только через минуту осознал сзади на ногах что-то мокрое и услышал, что с постели на пол что-то капает. Сзади на матрасе шевелилось нечто влажное. Тил медленно повернул голову и разглядел под одеялом силуэт женщины. Рассыпающиеся седые космы облегали пожелтелый череп. Тело покрывал налет густой слизи (в уме мелькнул образ тающего на сковороде сала).
Женщина плавно приподняла и откинула одеяло, приглашая с собой возлечь. К Тилу она лежала спиной, и он мог видеть на ней открытые бескровные шрамы и язвины зарубцованной обожженной кожи. Руки были повреждены не так сильно, а из пальцев росли длинные, перевитые как штопоры ногти. Женщина медленно повернула голову, и стало ясно, что сравнительная сохранность рук с лихвой перекрывается повреждениями на лице. Взгляд боязливо охватывал проступающие кости, сухожилия и зубы, открытые донага отсутствием спаленных губ. Зубы разомкнулись, и их остатки дразняще лизнул черно- лиловый язык.
Тил издал вопль. Ринувшись к двери, он полоумно топтался там, силясь повернуть замок в скважине. Слух улавливал, как сзади с кровати слетает одеяло и с влажным причмокиванием становятся на пол ноги. Пальцы Тила возились с ключом, но им мешала отчаянная дрожь. Наконец он все-таки совладал с замком. Распахнув дверь, Тил вылетел в коридор, забыв про саквояж и про одежду, в три прыжка соскочил с лестницы и мимо тлеющего очага вынесся в ночь. Слышалось, как сзади, за спиной, кто-то скользит вниз по ступенькам на животе, как какая-нибудь гигантская белая пиявка, но Тил не обернулся. Машина так и стояла во дворе, но ключи от нее остались в номере.
Не сбавляя темпа, Тил скрылся в объятиях черной ночи.
Наутро его, рыдающего в придорожной канаве, нашел один фермер. Вызвали полицию и с трудом, не сразу, но все же вытянули из Тила рассказ о происшедшем. Нашли машину: она так и стояла возле обгорелых останков гостиницы. На переднем сиденье лежал саквояж, ключи были в зажигании. Вывод напрашивался сам собой: мистер Тил подъехал по дороге к гостинице, выяснил, что она не работает, и решил заночевать на заднем сиденье своей машины. То, что он был переодет в пижаму, истолковали экстравагантностью характера, а то и приемом чего-нибудь веселящего.
Страховой бизнес мистер Тил вскоре после этого оставил. Перед уходом он дал своим работодателям два совета. Городок Шиллингфорд следует рассматривать как пункт, напрочь лишенный страхового потенциала, а путеводители, выдаваемые для разъездов страховым агентам, следует тщательно отредактировать. Он также заявил, что продажей полисов отныне заниматься не будет, и зажил жизнью затворника, до конца дней своих пребывая в уютном половом воздержании.
Гостиница в Шиллингфорде стоит и поныне. Она все так же закрыта. А может, и открыта: кому как повезет.
От автора
Эта книга, можно сказать, мое любимое детище, а к ее публикации причастно множество людей, за долгий период вызревания вложивших в нее свою поддержку, советы или просто добрые слова. «Истории ночи» могли бы не появиться вовсе, если б вскоре после выхода в 1999 году моего первого
