Дом Грэйди был таким же, каким я его помнил по новостям того времени, только еще сильнее зарос плющом, а окна заколочены и на проемы навешаны стальные двери, но это все так, для косметики. Этот дом был безобразен, даже, можно сказать, зловещ еще тогда, когда строился, хотя это впечатление у меня было наверняка от знания его прошлого. Я обошел дом, проверяя окна и двери – не пытался ли кто влезть, – а потом возвратился к почтовому ящику и наскоро проверил его. Он был пуст, если на считать трупиков насекомых и жухлую листовку с рекламой пиццы (при доставке баночка крем-соды бесплатно).
Я подошел к крыльцу и вынул из кармана связку ключей. Ее мне дал Фрэнк Мэтисон, когда я согласился на работу. Открыв внешнюю стальную дверь, я медленно ее отворил. За ней была еще одна, деревянная, с веером из матового стекла в верхней трети; стоило к ней притронуться, как она послушно открылась. Прихожая внутри была устлана ровным ковром пыли, а с потолочной люстры свисала драпировка из паутины. Лампочки в рожках люстры отсутствовали. Справа я уловил свое отражение в зеркале на пошарпанной вешалке – похоже, единственной меблировке прихожей. На слое пыли отпечатались сравнительно недавние следы; вероятно, их оставили Грасс или Мэтисон при обходе дома.
Слева от меня было подобие гостиной – без мебели, но с декоративным мраморным камином у дальней стены (по назначению он, похоже, не использовался). Здесь тоже висело зеркало, хотя с несколько смещенным углом отражения. Подойдя, я увидел, что оно чуть повернуто к окну, закрытому снаружи щитом. Из-за зеркала высовывалась на удивление новая блесткая цепочка, которая крепилась на старый гвоздь, вбитый в штукатурку. Прежнее крепление, видимо, лопнуло, и кто-то озаботился зеркало перевесить. Что несколько странно.
Раздвижные двери вели, судя по всему, в столовую, тоже пустующую, если не считать еще одного камина и еще одного зеркала, теперь уже повернутого к полу, и тоже на новой цепочке. Зеркала на поверку оказались также в коридоре перед кухней (с прицелом на прихожую); в самой кухне; внизу и вверху лестницы на второй этаж, а также в каждой спальне. Они висели и на стенах верхних этажей, и в ванной, и даже на чердаке, куда я взобрался по шаткой стремянке. В основном зеркала были старые, но некоторые смотрелись более свежими добавлениями, не тронутыми разложением нитратов.
Я снова спустился вниз и осмотрел кухню, а также нижний санузел. На кухне раковина была в пятнах и воняла застойной водой и гнилью из труб. Раковина санузла, напротив, была сравнительно чистой. Никто над ней впопыхах не пил, но по сравнению с кухней она была образцом гигиены. Кто-то ее в предыдущие месяцы оттер или хотя бы обеспечил работу кранов. Может, это было сделано специально для отмывания после осмотра дома: у меня, например, руки уже были черными от пыли и грязи.
Единственной во всем доме дверью, которая оказалась на замке, была дверь в подвал – последний оплот Джона Грэйди перед тем, как он пустил себе пулю в лоб. Безрезультатно перепробовав все ключи, я мысленно сделал заметку спросить об этом Фрэнка Мэтисона при следующей встрече. На двери висело зеркало в полный рост. Я оглядел в нем свое отражение. Вот уже и седина пробивается, но пока несильно. Спуск в старость мне предстоял пологий.
При повороте в голове у меня слегка поплыло. В воздухе здесь еще со входа чувствовался какой-то мутный химический запах; сейчас он как будто усилился, причем заметно. Находиться здесь сколь-либо длительное время было, похоже, чревато. При заколоченных окнах и запечатанных дверях все эти миазмы в доме скапливались, а притока свежего воздуха здесь не наблюдалось. Я пробыл в доме всего с четверть часа, а голова уже начинала побаливать.
Я собирался уходить, когда меня насторожил шум в передней части дома. На пороге там стоял человек, держа руку на кобуре. Дневное солнце притемняло его силуэт, и я не сразу разглядел на нем бежевую униформу. Человеку было за сорок, и возраст его не красил. Живот висел через ремень, а под мышками темнели пятна пота.
– Вы кто? – спросил он.
Я инстинктивно поднял руки.
– Чарли Паркер. Меня нанял хозяин этого дома, Фрэнк Мэтисон, чтобы кое-что осмотреть. Утром сегодня я разговаривал с шерифом Грассом. Он это подтвердит.
– Хорошо. Выйдите-ка наружу.
Сам он отступил, руку по-прежнему держа на рукоятке пистолета.
– У вас есть документы, удостоверяющие личность?
Я кивнул, медленно подходя со все еще поднятыми руками.
– Удостоверение в нагрудном кармане куртки, снаружи слева.
Я всегда держал его там. Рискуя, что документ сопрут, я, тем не менее, страховал себя от опасности попасть под горячую руку какого-нибудь копа или охранника, нервно, согласитесь, реагирующих на то, как подозреваемый лезет себе во внутренний карман. Я приблизился к двери, вышел на крыльцо и по трем ступеням спустился во двор.
– Достаньте его, – распорядился коп, – только медленно.
Руку с оружия он так и не снимал. Я вынул портмоне, извлек свою лицензию частного детектива и передал ему. Рассмотрев ее и поуспокоившись, он наконец снял руку с кобуры и представился как Эд О’Доннел, один из полицейских Двумильного.
– Шериф Грасс сказал мне, что вы тут с вопросами, – пояснил он. – Просто я не ожидал, что вы окажетесь здесь так скоро. У меня впечатление, что
