Глупая. Они умрут в любом случае, хоть поодиночке, хоть взявшись за руки. Он так и прохрипел:
– Ты глупая, Евка.
Прохрипел и сполз со своей койки. До пролома в стене он добирался ползком, несколько раз ложился на ледяной пол передохнуть, а потом снова полз. Ева ползла следом, он слышал ее частое дыхание, видел серебряные искры. Гордей тоже был рядом. Его Ромка не видел и не слышал, просто знал, что он здесь. Что ж, наверное, все-таки придется умирать, взявшись за руки…
Работали по очереди, из самых последних сил. Сколько там их осталось – этих сил? Ромка читал в книгах про второе дыхание. Так вот не было никакого второго дыхания! Они работали на последнем издыхании, вот как они работали!
Наверное, он отключился. В последнее время он часто отключался, уже не различал, где явь, а где бред. Из забытья его вытащил радостный шепот Гордея:
– Все, надо уходить!
Значит, у них получилось. Тайный лаз теперь достаточно большой, чтобы в него можно было протиснуться не только Евке, но и им с Гордеем. Ну, раз так, нужно двигаться вперед.
Первым в дыру пролез Гордей, следом Ева, Роман замыкал. Протиснулся в черный лаз и подумал, что застрял, что не двинуться ему ни вперед, ни назад, пока за руки не схватили, не потянули.
В темноте было не понять, где они оказались и куда теперь двигаться дальше. Двигались на ощупь, гуськом. Ева пыталась подержать Ромку, но он отталкивал ее руки. Ничего, как-нибудь сам. К боли он уже привык, главное – устоять на ногах, не рухнуть на землю в этой кромешной темноте. Впрочем, темнота недолго оставалась кромешной, теперь она подсвечивалась жутким тускло-синим светом, и Ромка мог различать силуэты Евы и Гордея.
Шли долго. Во всяком случае, так ему показалось. Шли, пока не очутились в каменном мешке, из которого не было выхода. Пещера почти сферической формы, со сферическим же куполом, с каменной глыбой в центре. Глыба эта была удивительно похожа на сердце. Ромка знал, как выглядит сердце, видел картинки в книжках тети Марины. Вот только сердце это было огромным, в человеческий рост.
– Что это? – прошептала Ева, а Гордей молча подошел к каменному сердцу, прижался к нему щекой, закрыл глаза.
– Не бьется, – сказал разочарованно.
– Еще не хватало, чтобы билось. – Ромка не выдержал, уселся на каменный пол, привалился спиной к стене. По стене сочились ручейки холодной воды, но ему было все равно. Только пить захотелось почти невыносимо, и он лизнул стену. Она оказалась горько-соленой, как Евины слезы. Словно бы стена тоже плакала, оплакивала их бессмысленный побег.
– Это тупик. – Ева первой сказала о том, что все они боялись озвучить. – Отсюда нет выхода.
Ромка испугался, что она не справится, заплачет. Она ведь девчонка, а девчонки любят поплакать над всякой ерундой. А тут не ерунда, тут тупик, из которого дорога только обратно в камеру.
– Тут был выход. – Гордей продолжал прижиматься к каменному сердцу, совсем так же, как раньше Ева прижималась к обогревателю. – Я видел эту пещеру на картинках.
– Каких картинках, Гордей? – Эх, сейчас бы лечь, закрыть глаза и больше не открывать. Вот бы было хорошо.
– Я не Гордей. – Он смотрел на них из темноты, смотрел без злости, лишь с легким раздражением. У Гордея не могло быть такого взгляда. Гордей никогда не сказал бы такое. Но ни Ромка, ни Ева не удивились. Наверное, в глубине души они уже знали правду. Подземный карцер и пытки ломали и меняли не только их. Точно так же они ломали Гордея, высекали из него другого человека. Еще одного человека…
– А кто? – спросил Роман без интереса. На интерес тоже не оставалось сил.
– Я Второй.
– Приятно познакомиться, Второй. – Получилось язвительно, хотя язвить он тоже не хотел. Эти двое были единственными его друзьями, и не беда, что теперь их, оказывается, уже трое.
– А где Гордей? – шепотом спросила Ева.
– Он тут. – Второй постучал пальцем себя по виску. – Прячется, потому что он очень напуган. А когда он напуган, мне легче стать самим собой. Он добрый, но его болтовня мне мешает, я не могу сосредоточиться, когда он рядом. А мне обязательно нужно сосредоточиться.
– Зачем? – Все-таки Ромка не выдержал, лег на пол, подтянул к подбородку колени. Ева присела рядом, положила ладошку на лоб.
– Чтобы придумать, что делать дальше. – Гордей – нет, теперь уже Второй! – погладил каменное сердце, запрокинул голову вверх, принялся изучать свод пещеры.
– Ты говорил про картинки, – напомнил Ромка. Боль утихала, хотелось спать. И Евины прикосновения успокаивали. – Где ты видел картинки?
– В его бумагах. – Второй не стал уточнять, в чьих. Они и так все поняли. – То есть видел Гордей, а я запомнил. У меня хорошая память. Те картинки ему принес из музея Балахон. Картинки и какие-то документы. Меня почти сразу прогнали, но я успел запомнить. Вот это, – Второй снова погладил каменное сердце, – это сердце зверя. Когда-то оно было живое и даже билось. Потом зверя победили, сердце спрятали здесь, в пещере, а вход закрыли, но он точно есть. Где-то там. – Он ткнул вверх указательным пальцем. – Над пещерой когда-то стоял маяк.
