Где я? А на месте лощины — холм. Земля — конусообразна и оставлена на острие, острие скользит по змее, надежда напрасна. Товарняки, словно скорость набирая, на месте приплясывали в тупике, а две молекулярных двойных спирали в людей играли невдалеке. Пошел я в сторону от самозабвенной четы, но через несколько сот метров поймал я трепет, достигший моей пяты, и вспомнилось слово rabbit. И от чарующего трепетания лучилась, будто кино, утраченная среда обитания, звенело утраченное звено между нами и низшими: трепетал Грозный, примиряя Ламарка с ящерами, трепетал воздух, примиряя нас с вакуумом, Аввакума с Никоном, валуны, словно клапаны, трепетали. Как монокино проламывается в стерео, в трепете аппарата новая координата нашаривала утерянное. Открылись дороги зрения запутанные, как грибницы, я достиг изменения, насколько мог измениться. Я мог бы слямзить Америку — бык с головой овальной, — а мог бы стать искрой беленькой меж молотом и наковальней. Открылись такие ножницы меж временем и пространством,
