Зачастую самое важное в поэзии происходит на границах, в конце и в начале — строки (11. Метрика), строфы (13. Строфика). Это верно и для всего стихотворения в целом: его первая и последняя строки благодаря своему выделенному положению часто приобретают особое значение и притягивают больше внимания.

Первая строка стихотворения прежде всего задает ритмический импульс, настраивая читателя на то, что в этом тексте мы будем иметь дело с метрическим или более или менее свободным стихом. Разумеется, этот импульс может и обмануть, так что для текста в целом очень важно, насколько велика оказалась предсказательная сила первой строки, и это относится не только к ритмике, но и тематике, и к языковому строю. Если у стихотворения есть название, то первая строка вступает с ним в сильные отношения притяжения и отталкивания, напрямую вытекая из названия или задавая масштаб контраста.

Если же названия нет, то первый стих отчасти принимает на себя его функцию: по первой строчке стихотворение будет обозначаться в содержании книги, в критической статье, а зачастую и просто в разговоре. В этом случае первая строка нередко обладает собственной цельностью и завершенностью, это уже почти моностих (18.3.2. Моностих), представитель всего текста.

Я помню чудное мгновенье… — ровно об этом идет речь во всем пушкинском стихотворении: то, что когда-то прежде восхитило и очаровало, теперь столь же важно и восхитительно. Но бывает и иначе: Я вас любил: любовь еще, быть может… — первая строка демонстративно неполна, незавершена, оборвана на полуфразе, как будто поэт еще не знает, к чему он ведет. И в самом деле концовка стихотворения весьма неоднозначна: Как дай вам бог любимой быть другим.

Что это, пожелание новой любви или уверенность в том, что новой любви у адресата не будет? Последняя строка напрямую перекликается с первой, замыкая стихотворение, возвращая читателя к началу. Замечено, в частности, что текст начинается со слова я, а заканчивается словом другой, и в образованную этими полюсами рамку заключена вся гамма чувств, направленных на адресата.

Такой эффект рамки нередко возникает в сравнительно коротких стихах, где все происходящее таким образом «закольцовывается». Это впечатление усиливается, если поэт прибегает в концовке к повтору какого-то начального элемента: слова, рифмы, ритмического рисунка, а иногда и всей строки целиком.

Последняя строка — предшествует тишине, финальному осмыслению стихотворения как завершенного, целого. Марина Цветаева в мемуарном очерке воспроизводит свой разговор с Михаилом Кузминым о том, что именно последняя строка — главная в стихотворении (и нередко она и приходит к поэту первой). Такое понимание логики развития текста заставляет поэта приберечь для последней строки какую-то особенно эффектную метафору, неожиданный поворот в теме или взгляде на нее, иногда (как у Дмитрия Александровича Пригова) резкую иронию, фактически отменяющую все прежде сказанное.

Такую ударную концовку иногда называют пуант (от французского «укол», точный удар в фехтовальном поединке). Нередко пуант выделяется и ритмически: последний стих укорочен по отношению к другим или (как любила та же Цветаева) вынесен за пределы строфы. В этих случаях выделенность последнего стиха проявляется и графически (отбивкой или отступом). С первым стихом это случается реже, но и его поэты иногда выделяют (например, курсивом).

Читаем и размышляем 9.2

Марина Цветаева, 1892-1941      Из цикла «ЖИЗНИ» Не возьмешь моего румянца — Сильного — как разливы рек! Ты охотник, но я не дамся, Ты погоня, но я есмь бег.
Вы читаете Поэзия (Учебник)
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату