Впрочем, тут наблюдались явные отличия от кабинета предыдущего особиста. Во-первых, этот был больше. Во-вторых, столов было два, один большой, с зелёным сукном в середине, прикрытым толстым стеклом. За ним и восседал «тарищ майор». Второй стол был поплоше, хотя не совсем уж убитый, он стоял торцом к первому, образуя немного коротковатую ножку в литере «Т». Шкафов было больше, штуки четыре, причём у пары, стоящей в углу, створки были глухие, но, зато, с дырами размером с пятирублёвую монету. Видимо чтобы сразу было видно, есть что-то в шкафу или нет. В этом было, какие-то папки, а так же книги. На столе у майора тоже было богаче — чернильниц две штуки, круглый стакан из некоего металла, напоминающего латунь, в котором торчали несколько карандашей. Телефон, копия как у капитана, но этот стоял так, что мне была видна желтоватая надпись «инв. N 214». На стене, между окнами, те же два портрета, а на противоположной карта какого-то региона, не вызвавшая у меня никаких ассоциаций.
— Присаживайтесь, — майор, одетый в ту же НКВДшную форму, встал и радушным жестом указал на стул.
Хотя их было два, по обеим сторонам приставного стола, и ещё штук пять стояли у стены, я сел именно на тот, которым мне был указан.
— Курите? — спросил душевный чекист, достав из ящика стола портсигар.
— Нет, спасибо, — пробормотал я, присаживаясь.
— Правильно, — одобрил особист, убирая портсигар обратно, из чего я заключил, что сигареты были отравлены.
Но он развеял мои подозрения:
— Я вот тоже всё бросить пытаюсь, но…
Папироса, а отнюдь не сигарета, всё же была извлечена из коробочки, крышка щёлкнула, затем пришёл черёд зажигалки, напоминающей «Зиппо», и кабинет наполнился едким вонючим дымом.
— Что, не привычно? — весело поинтересовался майор, поднимаясь и открывая пошире форточку.
— Это ничего, это мелочи. В общем, так, — хлопнул он ладонью по столу, вернее по папке, в которой, как я подозревал, находился «материал» на меня.
— Поздравляю, Константин, — НКВДшник открыл папку, — Александрович, первичную проверку вы прошли.
— Слава те яйца, — заявил я, — ну, я пошёл?
Честно говоря, мои приключения в закоулках собственного сознания порядком уже утомили меня, так что нужно было брать инициативу в свои руки. К тому же я заметил кое-что, выпадающее из, казалось бы цельной картины, отражающей действительность сороковых-пятидесятых годов прошлого века. Нет, один парадокс уже был — портрет некоего пучеглазого президента. Но вот чего уж точно не было в сталинские времена, так это икон в кабинетах государственных служащих, да ещё такого ранга! А у этого иконы были, я не знаю чьи, не христианин ни разу, но то, что это иконы, уверен на 99,9 процента. Стоят себе, прислоненные к стеклу в шкафчике, аж три штуки. Ладно, я пошёл. Сейчас я встану, открою дверь, проснусь и окажусь в…
— Погодите, погодите, не так быстро! Да и куда вы сейчас, по темноте-то? — остановил меня добрый и чуть насмешливый голос.
А и правда, за окном-то темно, хотя территория явно освещается. Это сколько же я спал?
— И, насколько я понял, вы же не в курсе, где вы очутились, так? — продолжил вопрошать особист.
— В курсе, в курсе, — уверил я НКВДшника, вскакивая со стула. — Я пошёл, короче.
— В любом случае, из здания без пропуска вас не выпустят, так что сядьте, Константин Александрович.
Дьявол! Опять я в ловушке собственного сознания!
— Вот и хорошо! Кстати, чаю хотите? Или, может, квасу? Мне вот по жаре квас лучше, а кто-то чаем балуется.
Не хватало ещё виртуальный квас пить! Хотя, если честно, пить хочется. И жрать.
— В общем, будем знакомы, меня зовут Виноградов, Павел Максимович, звание у меня майор, как вы уже, вероятно, поняли. Ну и теперь о главном…
Я не знаю, чем меня взял майор Виноградов. Может, и правда был профи, а может мозг мой удружил, дав команду «внемли». Не знаю. Знаю только, что я слушал его, забыв про жажду, голод и прочие неудобства. Картину он передо мной (или, всё же в моём воображении?) нарисовал странную. Странную, если рассматривать её через призму отражений наших страхов и прочих вывертов подсознания. Потому что ни о чём таком я, если честно, никогда не думал, не размышлял и даже не читал нигде. В общем, выходило так, что я провалился в некий «мир», который они, местные жители, называют «Отстойником». Поправочка, называли, термин официально признан оскорбляющим чувства проживающих здесь людей и, соответственно, заменён на «вариант реальности».
Вообще, из всего того, что сообщил мне майор Виноградов, лишь теория множественной вселенной мне была как-то знакома, хотя подобной эзотерикой я никогда не увлекался. Впрочем, о том, что такое этот самый «вариант реальности» тоже ходили лишь теории, ни одна из которых не была официальной. В общем, это было некое место, куда проваливались люди. Понятие «проваливались» тоже было условным, с равным успехом можно было сказать «переместились», или даже совсем по утилитарному — «оказались». Про причины и механизм перемещения расспрашивать гэбиста было бессмысленно — с этим мне сразу посоветовали дождаться общения с некими «научниками». Они, якобы, объяснят больше.
Место это, очевидно, один из вариантов планеты Земля, Россия, вернее СССР времён окончания Второй мировой войны. Точка бифуркации*, если можно так выразиться, пришлась на 8 июня 1948 года, когда всё местное население разом взяло да и исчезло [*Точка бифуркации — применительно к
