— В общем, отправим тебя в столицу, — сообщил гэбист. — Нам и тут, конечно, рабочие нужны, но есть план. И его надо выполнять.
Спустя час расспросов, я получил более-менее сносное представление о том месте, куда меня занесло. Или где я до сих пор продолжал пребывать ментально, будучи в бессознательном состоянии. От этой идеи я, пока, не отказался полностью. Хотя некоторые вещи были слишком уж нетипичны для кошмаров и галлюцинаций. Например голод, жажда, запахи и детали. Наши видения не бывают столь реалистичны, хотя… Я провалился в некое место, 1948 год, как я упоминал, причём тут война недавно закончилась. Местные, то есть, кто тут жил раньше, куда-то исчезли и никто не знает куда. Так что этот, скажем так, мир, населён только такими же бедолагами, как я.
Республика, Вышинская Народная Республика, образовалась десять лет назад на месте Вышинского края, территориального образования, оставшегося ещё от прошлой жизни. Людей здесь откровенно мало, тысяч сто, наверное, на всю республику, однако все атрибуты государства имеются — президент, парламент, армия, милиция, кабинет министров. В общем, одно из «Пэ» — Порядок. Логично предположить, что раньше тут порядка не было, и предположение это будет верным. Президент Орлов с верными сторонниками, Партией Закона и Демократии, сумел взять правление в свои руки и с тех пор страна (а это территориальное образование считает себя страной) неуклонно движется по пути развития и процветания. Предметом особой гордости вышинцев является тот факт, что это первое государство в этом мире после Момента Разделения. Этим термином обозначают некий необъяснимый и загадочный процесс, в результате которого Те люди исчезли, а Эти начали проваливаться сюда.
Ещё большей неправдоподобности происходящему добавляет наличие такого явления как Тьма. Судя по описанию, это буквально стена из темноты, темноты полной, абсолютной и однозначно враждебной людям. Тьма, как и положено Тьме, порождает чудовищ. Что они такое, толком тоже не известно, однако наши (читай Вышинские) учёные относят их к разновидностям мутафауны. В основном по причине некоего сходства с другими представителями животного мира — обезьянами, собаками, даже львами. И хотя о биологии этих существ почти ничего не известно, их можно убить вполне обычными пулями. Или даже ржавой железякой, как это сделал я. И никакой святой воды, серебряных пуль, осиновых кольев и экстракта чеснока.
При этом существует чётко выраженный антагонизм Тьмы и Света. Буквальный, так сказать. Если вас хотя бы поцарапает или укусит Тварь, то вы заразитесь Тьмой. Повреждённые место будет чернеть, и вскоре чернота распространится на всё тело. Тогда привет, вы переходите на Тёмную сторону и становитесь адаптантом. От слова «адаптировался». То есть, можете жить у самой границы Тьмы, и даже уходить во Тьму. Проблема в том, что вас в этом случае обязательно попытаются убить те, кто остался на стороне Света. С ними, в смысле с адаптантами тут идёт война без всяких правил и конвенций, в буквальном смысле на истребление. Они отвечают тем же, причём делают это всякими мерзкими и жуткими способами. Да, очень важно, лечение от укусов Тварей очень простое — свет. Не Свет, а свет, самые обычные потоки фотонов, и чем ярче, тем лучше. Даже термин есть — светотерапия. Повреждённое место облучают несколько часов, иногда суток и всё, человек выздоравливает.
Ещё одним вывертом местного варианта действительности является отсутствие детей. От слова совсем. Дети, то есть, я так понял, лет до 14, сюда не попадают вообще, но и тех, что с 14 до 16 очень мало. И тут они не рождаются. Такая вот засада. Но, видимо чтобы мы тут не вымерли, ответственный за этот бардак даровал всем жизнь вечную. Точнее, не совсем вечную, но коэффициент 1:10. И то очень условный. В какой-то момент, особенно когда речь зашла об этой «вечной» жизни я снова перестал верить майору Виноградову, но сведений о новом мире поступало всё больше и больше, и поверить в то, что человек всё это выдумал, было ещё сложнее.
За чаем, которым меня соизволил угостить гэбист, мы снова перескочили на жизнь Там. Чай, кстати, был откровенно дрянной — чёрный, отдающий веником и плесенью.
— Что? — усмехнулся тот, видя мою скривившуюся физиономию. — Не Скиттон?
— А? — не понял я.
— Ну, у нас был такой чай, самый популярный, наверное, Скиттон.
— А, у нас Липтон! — догадался я.
— Во-во, слышал я такое слово, — обрадовался Виноградов.
И, видимо на радостях, достал из ящика стола кулёк из грубой обёрточной бумаги, в котором оказались чуть зачерствевшие пряники. Показавшиеся мне чертовски вкусными. И даже чай с ними не такой отстойный.
— А я вот привык, — сообщил майор, шумно прихлёбывая кирпичного цвета напиток из стакана в подстаканнике, — хотя поначалу тоже морду воротил. И ты привыкнешь.
— «Пепси Колы» тут нету, — радостно добавил он, — и виски нету, и джина, да много чего нету. Коньяк, из старых ещё запасов, встречается, но это дефицит уже. Ты вот не куришь, это хорошо, а то с сигаретами тут тоже засада. В Коминтерновске фабрику наладили, папиросы гоним, сырьё — половина старые, половина уже местный самосад.
Это я уже понял — у нас (вот я уже и разделил действительность на «нашу», то есть мою, и «местную») так даже «Прима» не воняла.
— Так это, Пал Максимыч, я вот не понял, — решил уточнить я очередной момент, — на счёт детей? Они не рождаются почему? Женщины не могут зачать или..?
— О-о! — воскликнул НКВДшник. — Наш человек!
— Не переживай! С этим, — он опустил глаза на свой гульфик, — всё нормально. Даже, я бы, сказал, чересчур бывает. И у женщин тоже… Но! У
