свежеобразованной республики. То есть ВСЕ — вода, земля, лес, залежи полезных ископаемых и, разумеется, материальные ресурсы, оставшиеся от предыдущей жизни. Бесплатным остался только воздух и солнечный свет.
Впрочем, сама «мародёрка» никуда не делась, был ряд фирм, по стечению обстоятельств, принадлежащих людям, близким к членам правительства или иному истеблишменту. У них был и транспорт, и оружие и разрешение на это самое оружие. И они тягали всё, что ещё не разграблено, сдавая это государству по твёрдым, фиксированным ценам. Ибо продать стратегические ресурсы, а это, считай, всё, что найдено, «налево» нельзя. Нашёл машину? Молодец, получи премию — 25 % от стоимости. Государственная цена грузовика — 3000 рублей. Уточнение — это приёмочная цена. Продажная, разумеется, в четыре раза выше. Но даже 750 рублей это деньги. Однако вероятность найти автомобиль у обычного человека стремится к нулю. Если же ты решишь заняться этим без лицензии, то будь готов к крупным проблемам.
Кстати, я, будучи ещё даже не кандидатом в граждане ВНР, умудрился сделать добровольное пожертвование в казну республики в виде поддержанного грузовичка ГАЗ-АА, 1500 руб. оценочная стоимость, двух автоматов ППШ по 15 руб., двух пистолетов ТТ, по 5 руб. за штуку. А так же карабина СКС*, 70 руб., и пулемёта ДП-27* аж за 115 целковых [*СКС — самозарядный карабин Симонова, *ДП-27 — Дегтярёв пехотный образца 27 года, ручной пулемёт калибром 7,62 мм]. За всё это добро мне полагалось премия в размере 10 % от оценочной стоимости, то есть, сто семьдесят два рубля пятьдесят копеек. Ну и голова Митяя, он же гражданин Митько В.В., была оценена аж в 150 рублей.
А занимайся я этим делом раньше, до прихода к власти «орловских», да даже не занимайся, а доведись мне выбраться из леса с моими трофеями — получил бы минимум в 2,5 раза больше. А зная ходы-выходы, сдал бы ещё дороже, ибо цена госприёмки и цена у частника, это, как говорили в нашем слое в городе Одесса — две большие разницы. Можно было тягать машины, было полно сервисов по их обслуживанию и доведению до ума, как, например пневмопуск, или утепление, или установка нормальной металлической крыши вместо брезентовой. Оказывается, это пневмопуск так шипел в движке грузовика, который я не смог вытащить своим ходом из кювета. С аккумуляторами тут напряжёнка, вот и ставит народ такие устройства. Или кривым братом заводи.
И вся эта вольная коммерческая жизнь накрылась вместе с бандитским беспределом одним изделием кухонной утвари из цветного металла. Впрочем, произошло это не сразу, вот почему Дима и горевал о пяти упущенных годах, ведь тогда ещё можно было волне сносно жить на вольных хлебах, пока последних бандитов отлавливали по лесам менты и госбезопасность. Те, что нарвались на меня (ну, или я на них) — это так, шелупонь, хотя и рабов держат, и беспредельничают, «сильничают», как выразился Дима, но они и в подмётки не годятся бандитам прошлого.
Сам Дима провалился сюда три года назад и уже давно получил вожделенный паспорт. Док
Гражданин ВНР может устроиться на работу в органы, для этого нужно иметь или соответствующую квалификацию из своего слоя, или прослужить в местной армии не менее двух лет. Кроме органов, а это милиция, МГБ, то есть министерство государственной безопасности, МЧС (расшифровка не нужна, надеюсь), и ВОХР, то есть вооружённая охрана, есть ряд должностей на стратегически важных объектах, таких как речной порт, железнодорожный узел, куда тоже просто так не попадёшь.
Зарплаты тут разные, работяги, в чью когорту я был зачислен, могут поднять от ста пятидесяти до трёхсот рублей в месяц. Инженеры или управленцы — до тысячи. Врачи тоже неплохо получают, хотя, говорят, раньше зарабатывали ещё лучше. Зарплаты у частников, я имею ввиду тех, кто работает «на дядю» сопоставимы с «государственными». Почему в кавычках? Ну ведь цементный завод не государственный, это акционерное общество, просто государство у него главный клиент, проще говоря — завод сидит на бюджетных контрактах.
Дима, с его слов, поднялся на самый верх служебной лестницы, доступной ему, конечно. И теперь всерьёз вынашивал планы, куда можно сдёрнуть. Я тут ему помочь не мог ничем, разумеется.
— Кстати, Кость, а у тебя размер обуви какой? — спросил он вдруг.
— Сорок пятый, — ответил я.
— Да-а, великоваты будут, — сокрушённо вздохнул он, глядя куда-то под мою койку.
— Что, мокасины понравились? — догадался я.
Штиблеты свои я, хоть и с трудом, но привёл в божеский вид.
— Да, ничё, — хмыкнул тот. — Слушай, а ты чё, собрался их убивать тут?
— Так а варианты? — уставился я на него. — У меня, как видишь, кроме них и нет ничего.
— В комиссионный неси, — подсказал он, — если не убиты напрочь — возьмут. И шмотки неси.
— Не, они мне как память дороги, — отмахнулся я.
— Ну гляди, ты и на работу их потащишь?