станции. Про исследования. Про целый мир, развивающийся, населенный умными жизнерадостными людьми.
…Про тысячи боевых линейных кораблей. Про ученых, носящих военные мундиры. Про закон об элиминации, отмененный всего два поколения назад. Про Вестерланд.
Его продрало холодом.
Сознание непоправимой ошибки было невероятно острым. Он еще не понимал, в чем именно эта ошибка состояла. Но – нельзя так, нельзя, нельзя, нельзя…
Что-то пискнуло. Джеймс опустил глаза. Он считывал с браслета текстовое сообщение, и Борислав видел, как его лицо меняется.
– Совет наложил вето, – выговорил Джеймс.
Все, подумал Борислав. Он откинулся на скамье и стал смотреть в небо.
– …Бессрочное вето. До нового обсуждения. Окно закрыть. Тему прекратить. Поручить КОМКОНу-2… и так далее…
Борислав нашел в себе силы усмехнуться.
– КОМКОН-2 – это в данном случае ты, – сказал он.
Джеймс чертыхнулся.
– Нет. Я ухожу с этой службы. Прямо сегодня.
Борислав лениво повернул голову. Британская выдержка Джеймсу изменила, надо же…
– Я ошибся, – сказал Борислав.
– В чем?
– Я не знаю. Что-то с самого начала было неправильно. Я не видел выбора… И все равно – неправильно… Нельзя так… – он сделал усилие, чтобы замолчать. Сердце закололо.
Джеймс не ответил. Он смотрел в другую сторону.
Борислав повернулся – и увидел, что по дороге идет человек. Высокий, тощий, в просторной серо-зеленой куртке. Довольно быстро идет. Торопится.
Минут через пять он приблизился уже на такое расстояние, с которого можно разглядеть пресловутые белки глаз. И лицо. Длинное, старое, мягкое, такое знакомое по стереоизображениям лицо.
Леонид Андреевич Горбовский…
– Здравствуйте, Леонид Андреевич, – сказал Джеймс.
Борислав промолчал.
Горбовский дошел до скамьи и неуклюже сел.
– Вы уже знаете, – сказал он тихо.
Джеймс кивнул.
– Мне жаль, – сказал Горбовский. – Спасибо… особенно вам… Борислав, я ведь не путаю? Ваш отчет – шедевр искусства контакта. Не шучу… впрочем, какие уж тут шутки. Борислав, давайте сделаем так: если будут любые вопросы – звоните мне. Совершенно любые. Вот номер, – он протянул пластиковую карточку.
Борислав, не глядя, принял карточку и сунул ее в карман.
– Почему? – спросил он.
Горбовский закряхтел.
– Не спешите, – посоветовал он. – Не спешите осуждать. И не спешите настаивать. Я голосовал за контакт. Как и большинство присутствовавших членов КОМКОНа, по-моему… Но Всемирный совет – это не только мы. Всемирный совет – это Земля. Большинство Всемирного совета – учителя и врачи, вы это прекрасно знаете… С принципом «не навреди» очень трудно спорить. И нужно ли?..
– Леонид Андреевич, вы представляете, что мы теряем? – это сказал Джеймс, напряженный до звона.
– Думаю, что нет, – сказал Горбовский. – Целый новый чужой мир – это представить очень трудно. Терра нова… Но почему вы так уверены, что – теряем? Запрет не вечен. Рано или поздно его пересмотрят. Может быть, тогда и разговор получится лучше, вам не кажется?.. Не знаю, доживу ли я, но вы-то можете дожить. И будет вам новый мир. Все естественно, нет?..
Борислав и Джеймс переглянулись.
– Леонид Андреевич, – сказал Борислав. – Спасибо вам за поддержку, честное слово – спасибо. Только не надо городить фантомы, я вас прошу. Нам ли не знать, что из любой теории развития при желании можно сделать любые выводы. Вплоть до того, что человек способен только летать. Или, наоборот, только ползать. Диалектика. Так вот, я вас умоляю: не надо диалектики. Чушь это. Единственная причина принятого сейчас решения – обычный страх. Трусость. Остальное – лепет, еще раз простите…
– Вы очень строги, – сказал Горбовский.
