«Если же нет, то всё кончено».
— Мы проникли в Дамоклов конклав почти два десятилетия назад, — продолжал космодесантник. — Его сфера полномочий представляет для нас интерес.
— «Нас»…? — Ганиил ещё не пришел в себя. — Нет… Нет, гроссмейстер был человеком чести. Он не мог служить чьей-то пешкой.
— Конечно, нет, — согласился Калавера. — Айон Эшер был важной и ценной фигурой. Кардиналом, по меньшей мере.
— Ты хочешь, чтобы я поверил… — дознаватель осекся, увидев, как Узохи останавливается в нескольких шагах позади великана и наводит оружие с массивным стволом.
— Подожди! — поспешно выкрикнул Ганиил, надеясь остановить обоих и успеть собраться с мыслями.
Акула нерешительно уставился на союзника; его худое лицо подергивалось.
«Сангвинием клянусь, мужик добыл мелтаган, — осознал Мордайн. Подобное превзошло его самые смелые ожидания. — Он может отправить душу этого дьявола в варп! Но если так, то я никогда не узнаю правду…»
— Подожди, — повторил дознаватель. — Но если не ты, то кто же? Кто стоял за убийством Эшера?
— За время пребывания на своем посту гроссмейстер нажил много врагов, — сказал Калавера. — Возможно, агенты Империи Тау или конкурирующая фракция внутри Инквизиции… Или, быть может, кто-то, выступающий против истинных взглядов Эшера.
Казалось, что неумолимый глаз космодесантника смотрит Ганиилу прямо в душу.
— Было бы жаль потерять его.
— «Было бы»…? Эшер мертв. Я сам видел, как он умирал.
— И всё же разум может пережить свою оболочку, если правильно подготовиться к этому, — возразил великан, — и взрастить психически отзывчивого носителя, чтобы заполнить пустоту.
— Какого носителя? — требовательно спросил дознаватель. — Там не было никого…
«НЕТ!»
— Скажи мне, Ганиил Мордайн, ты когда-нибудь задумывался, почему гроссмейстер назначил дилетанта вроде тебя своим дознавателем? — поинтересовался Калавера. — Тебя, человека скромных талантов, ослабленного многими пороками.
«Потому что он верил в меня! — хотел закричать Ганиил, балансируя между надеждой и ужасом. — Потому что он видел честь под моим позором!»
— Ты когда-нибудь недоумевал, почему Эшер держит тебя рядом, возвысив над прочими? — змеился коварный шепот, взращивая сомнения, которые зародились прежде и ждали, пока их обнаружат. — Зачем делится столь многими тайнами и откровениями с аколитом, которому не хватает разумения понять их?
«Потому что он видел величие там, где другие находили только серость!»
— И почему он до сих пор рыскает в твоих мыслях, словно надвигающаяся тень твоей истинной сути? Словно убийственная, неопровержимая истина, — глубоко вонзил клинок Калавера.
«Все те испытания, и обряды, и бесконечные, терзающие душу проверки…»
Узохи собирался стрелять! Мордайн увидел это в остекленевшем, искаженном ненавистью взгляде безумца. Лазпистолет дернулся вверх, будто по собственной воле, и Ганиил нажал на спуск первым. Космодесантник не шевельнулся, когда обжигающий разряд пронесся мимо него и пробил ивуджийцу лоб. Из распахнувшегося рта Акулы заструился дымок, мелтаган грохнулся на пол. Арманд смотрел на дознавателя, но его глаза были пусты. Ничего не осталось позади них.
Мордайн долго стоял, загипнотизированный этим пустым обвиняющим взглядом, ведь он символизировал то, кем всегда был сам дознаватель: сосудом, лишенным содержимого.
«Но теперь это изменилось…»
Пистолет выскользнул из руки Ганиила, и надежда последовала за ним.
Свет
Всё пути оканчиваются гибелью, но не каждая смерть одинакова. Павший может как сгинуть в Пустоте, так и увидеть Свет.
