— Я умру? — спросил Мордайн какое-то время спустя. Он не шевелился: незрячие глаза ивуджийца по-прежнему не отпускали его.
— Ты не одержим, — ответил Калавера. — В твой разум внедрен отпечаток другого, но дух Айона Эшера покинул нас. Ты почувствуешь изменения, когда новый шаблон утвердится в тебе, но твоя суть сохранится.
— Но я останусь собой?
— На это, Ганиил Мордайн, я ответить не могу.
— Даже не знаю, я ли застрелил Узохи, — тоскливо произнес дознаватель. — Зачем бы мне так поступать?
— Потому что ты хочешь жить.
«Я хочу? — задумался Ганиил. — Или тот, другой?»
— Всё это… — он неопределенно указал рукой на весь мир и в никуда. — Мое изгнание с Кригером, падение Высходда, это адское дознание… Ты спланировал всё это, чтобы пробудить спящего внутри меня?
— Это была одна из синхронных, взаимозависимых целей, — пояснил космодесантник. — Каждая из них способствовала достижению иной. Как революция ускорила твое пробуждение, так и твое присутствие разожгло революцию, а всё вместе послужило просвещению ещё одной значимой фигуры — Зоркого Взгляда.
— Нет, — потряс головой Мордайн, устрашенный грандиозностью замыслов великана. — Я не верю в это. Ты просто не мог устроить подобное. Здесь слишком много переменных, слишком высока вероятность того, что случай разрушит всё.
— Твой узник ждет, — объявил Калавера. — Разве не так?
Ганиил неуверенно открыл дверь в камеру. Помещение оказалось пустым.
— Нити судьбы изгибаются, расплетаются и порой рвутся на ветрах Хаоса, — произнес древний воин. — Ты прав в том, что нет ничего определенного, но для того, кто способен видеть, существует немало весьма возможного.
— Ты знал… — поразился Мордайн. — Ты знал, что сегодня я пойду против тебя.
— Я ничего не знал, но предполагал многое.
«И видел вероятности, которые можно увидеть», — подумал дознаватель, но усомнился, что это была подсказка его собственной интуиции.
Ещё через какое-то время Ганиил спросил про ксеноса.
— Он продолжает свое путешествие, — сказал Калавера.
Дознаватель не стал уточнять, как или куда отправился чужак. Ответ мог оказаться вполне прозаическим, или любым другим. Вместо этого Мордайн задал вопрос, действительно имевший значение:
— Это действительно был о’Шова?
— Доверишься ли ты моему ответу? — спросил в свою очередь космодесантник.
— А чего ты добьешься, солгав?
— А чего ты добьешься, узнав правду, в которой не сможешь убедиться? — парировал древний.
Ганиил закрыл глаза, пытаясь вырваться из этой связавшей его ритуальной игры в кошки-мышки. Спасение он нашел в прагматизме:
— Что будет дальше?
— Управление этим транспортом весьма примитивно, — с милосердной прямотой произнес Калавера. — Ты овладеешь им без труда.
— Ради чего? — безразлично, непонимающе спросил Мордайн.
— Ты продолжишь странствие в улей Яков, где карательный отряд конклава ждет твоих распоряжений, дознаватель.
— Моих распоряжений? — никаких эмоций, никакой заинтересованности. — Мне представлялось, что конклав обвинил меня…
Замолчав, Ганиил подавил вспышку гнева.
— Так это была ещё одна ложь, верно? Меня никогда не подозревали в убийстве гроссмейстера.
— Именно так. Ты «перешел на нелегальное положение, чтобы выманить его врагов».
— Ты прикрывал меня с самого начала, — ровно произнес Мордайн. — Никакой охоты не было.
— Только твоя собственная, — поправил космодесантник. — Охота, где ты раскрыл заговор ксеносов, спланированный в самом сердце Империи Тау. Отличная работа. Я предполагаю, что тебя повысят до инквизиторского чина в течение двух лет.
— И у тебя на доске снова появится кардинал, — Ганиил открыл глаза и посмотрел на воина с отстраненной враждебностью. — Что, если я поменяю сторону, Калавера?
— Не поменяешь. Здравый смысл подскажет тебе сохранить прежнюю верность.
— Ты ждешь, что я поверю, будто у тебя благие намерения?
— Жду, что ты поймешь — я предлагаю наименьшее из зол.
