Заключенные просачивались по разрастающемуся лабиринту Норы, словно стоки через шлюзы. Плотно сбившиеся толпы с верхних уровней распадались на мелкие банды, группки и отчаявшихся одиноких скитальцев. Пока Шадрайт шел, тени схватили нескольких таких беспечных одиночек, разорвав и поглотив их в бешеном мелькании бесплотных черных когтей и хлопающих крыльев.
Колдун Хаоса не обращал внимания на их выходки. Он приближался к цели, это чувствовалось. Огни варпа на его косе, дремавшие с тех пор, как он расправился с астропатами Окружной Крепости, снова ожили и замерцали. Тени зачирикали, взбудораженные возвращением благосклонности господина.
Повелитель Ночи двинулся дальше, в недра колоссальных рудничных выработок. В секции, отмеченной как «бурильная шахта 28», он обнаружил то, что и надеялся найти — тела со следами прикосновения имматериума. Таких было два. Они ужасно обгорели, почерневшие останки усохли. В колдовском зрении Шадрайта трупы до сих пор тлели и светились множеством оттенков огня варпа. Третье тело осталось нетронутым, ему раскроили череп.
Колдун зашагал вглубь шахты, вынужденно пригибаясь. Пока что мальчишка почти ничего не знал о своих скрытых психических способностях и не видел той силы, от которой он светился в глубинах имматериума, словно маяк. Его подсознание явно подавляло психическую мощь в целях самосохранения, ограничивая талант так называемыми фокусами или случаями «везения». И хорошо, иначе бы за ним уже явились Черные Корабли.
Шадрайт мог предложить куда больше, нежели рабство, пытки и жертву, которой требовал Империум. Когда мальчик окажется у него в руках, он раскроет его способности и заставит осознать весь свой потенциал, захочет он того или нет. А затем у него появится подмастерье, достойный его мастерства, а Бар`Гул получит могучего носителя в материальном мире.
Демон выразился ясно. От него требовалось лишь добраться до мальчика раньше, чем Бледный Кочевник.
Скелл продирался по грязи. Его всхлипывания эхом разносились по тесному шурфу. Места встать не было. Основную часть пласта приходилось проползать на животе, помогая себе руками, а затем проход снова расширялся, переходя в более крупные выработки шахт соседнего участка. Именно туда и пытался добраться Скелл, рассчитывая либо найти какой-то порядок среди хаоса, либо просто затеряться во мраке. Он бы охотно променял населенную тенями преисподнюю, где блуждал, на свою тюремную камеру и магнитные наручники.
Он взял старый люминисцентный светильник из гнезда на входе в шурф. Теперь мерцающий свет лампы стал его единственным спутником, и он был твердо уверен, что с каждой секундой тени сползаются к маленькой сфере. Плечи терлись о стенки норы, а через какое-то время удушливо-тесный проход повел его вниз, и ему пришлось проталкивать светильник через холодную сырую грязь перед собой.
Он продолжал двигаться, стараясь не думать о вызывающих клаустрофобию стенах или о давящей на него земле. Ему до сих пор слышалось, как закричал Долар, когда понял, что Скелл его бросает. Жуткий шум эхом отдавался в мыслях вместе с воплями Аргрима. Кровь контрабандиста запеклась на пальцах Скелла сухой бурой коркой, и ему нечем было ее смыть.
Он помнил дикую панику в тот момент, когда его прижали к стене и избивали, и кошмарное зрелище того, что двое других сделали с Доларом. На секунду он ослеп, а когда зрение вернулось, то принадлежало уже не ему. На сетчатке проступили странные образы, словно эффект от яркой вспышки в виде длинных многоногих призраков из лучистого света. Он услышал, как по грязному коридору разносится безумный квохчущий хохот. Все казалось сном, но вот только когда он очнулся, Аргрим и его подручные были мертвы. В сознании отпечаталось лишь задержавшееся ощущение опьянения и неудержимой агрессии.
Что-то шло за ним. Ему требовалось убраться прочь, пока оно его не нашло. Путь, которым он двигался и который когда-то сам прокладывал вместе с Доларом, Недзи и остальными членами рабочей бригады, оказался перекрыт. В какой-то момент часть шурфа обвалилась. Спустя двадцать минут отчаянного ползанья в жиже и темноте Скелл уперся в сплошную стену из спрессованой грязи и сломанных деревяшек. И вот тогда-то он и сдался.
Какая-то его часть знала, что этот день придет. Ему это снилось и являлось наяву с тех самых пор, как группа захвата взяла его на Феллорейне. Он ни разу не говорил об своих страхах, кроме как с Доларом, да и то лишь тогда, когда понял, что без грубой силы того ему не выжить в тюремной колонии. А теперь он лишился и этого.
Ему предстояла смерть. Или того хуже. У него вырвался очередной всхлип, эхо которого унеслось в шурф.
На сей раз кто-то отозвался. В его разум вторглась мысль. Она представляла собой не отдельный голос, не свистящий предсмертный хрип, который все чаще обращался к нему в самые темные ночные часы. Она была вкрадчивей, являясь скорее предложением — явно чужеродная, однако не совсем агрессивная.
— Не могу, — сказал Скелл, утирая нос. — Оно идет за мной.
Скелл попытался подчиниться. Попытался заставить свои уставшие конечности работать, пробиваясь сквозь тесный полумрак, толкаясь локтями и коленями, чтобы пролезть обратно по шурфу. Продвижение было медленным. Он полз не думая, словно предложение из сознания — та иномировая воля,
