Так вошел Кольцов не только в большую литературу, но и в кружок Станкевича.
Судьба и раньше сталкивала Кольцова с добрыми и образованными людьми, такими как воронежский книгопродавец Дмитрий Кашкин, воспитанник семинарии Андрей Сребрянский, которые поддержали первые шаги начинающего поэта. Но все же преимущества новых друзей были очевидны. Юноша, едва владевший грамотой, имевший за плечами всего один класс уездного училища, оказался в среде передовой русской интеллигенции, в атмосфере содержательных философских и эстетических споров.
Чувствовал себя Кольцов в кружке друзей, который он навещал во время своих деловых приездов в Москву, свободно и хорошо. Сядет где-нибудь в уголке, с удовольствием слушает, впитывает мудрость…
Несмотря на доверчивость, чистосердечие и доброту, Кольцов был скрытен. Жизнь приучила его не докучать окружающим своими переживаниями, таить их молча, про себя. В прошлом была у него сердечная история, тяжелая и мучительная.
Восемнадцати лет Кольцов полюбил крепостную девушку Дуняшу, жившую в его доме в качестве прислуги. Дуняша ответила юноше горячим, трепетным чувством, но связь эта не понравилась Кольцову-старшему, мечтавшему о выгодной женитьбе сына. И отец решил его образумить.
Ко времени встречи Кольцова с участниками кружка многие из них переживали – или готовились пережить – свою сердечную историю. Знали они – или готовились узнать – и различные встающие на пути любящих препятствия, и недоразумения, и взаимные обиды, и неразделенность чувства. Но трудно им было бы представить то, что уготовила судьба Кольцову.
Все оказалось в его истории проще и трагичнее: когда Кольцов однажды отправился в свою очередную поездку по торговым делам, отец выслал девушку из дома. Вернувшись, Кольцов уже не застал Дуняшу. Потрясение было так сильно, что он схватил горячку, а едва оправившись, пустился в степь разыскивать девушку. Но найти следов ее не удалось. Говорили, что Дуняшу отвезли в донские степи, в казачью станицу, выдали насильно замуж, и она умерла «в тоске разлуки и в муках жестокого обращения».
Обо всем этом рассказал Кольцов Белинскому много лет спустя, в 1838 году. «Только один раз говорил он с нами об этом, – писал Белинский, – и мы никогда не решались более расспрашивать его об этой истории, чтоб узнать ее во всей подробности: это значило бы раскрывать рану сердца, которая и без того никогда вполне не закрывалась…»
Кружок Станкевича стал для Кольцова не только прибежищем, где оттаивало его сердце, но и учебным заведением. Одновременно – и начальным, и средним, и высшим.
В этом учебном заведении Кольцов «ускоренно» проходил курс литературы, эстетики, философии; приобретал вкус к отвлеченному мышлению; усваивал новые веяния. В его лирике появляется новый жанр – «дума». Одна из дум носит название «Великая тайна».
Это стихотворение очень понравилось друзьям Станкевича, так как было созвучно их настроению, близко к современным философским проблемам. «Кто, прочтя это стихотворение, не подивится могуществу поэтического инстинкта, усваивающего себе высокие результаты науки, не имея о них даже основного понятия?» – писал Неверов. Высоко оценил стихотворение и Белинский, найдя в нем «удивительную глубину мысли, соединенную с удивительною простотою и благородством выражения».
«Великая тайна» Кольцова является своего рода аналогом к известному уже нам (написанному позднее) стихотворению К. Аксакова «Целый век свой буду я стремиться разрешить божественные тайны…». И там и здесь – сознание неисчерпаемости природы, вечной ее обновляемости и изменяемости; признание органической связи всего сущего (впоследствии Белинский будет иллюстрировать цитатой из стихотворения Кольцова мысль о том, что в истории человечества «каждый век вытекал из другого, и один был необходимым результатом другого»).
Словом, и там и здесь – апофеоз диалектики. Но есть и различия: К. Аксаков, выражая настроения большинства членов кружка, убежден, что «тайны» не только существуют, но их можно понять, и он дает клятву «целый век… стремиться разрешить божественные тайны». У Кольцова же подчас словно чувствуется растерянность перед «великой тайной», доступной лишь вере, но не разуму.
Не только кружок был необходим Кольцову, но и Кольцов был необходим кружку.
Для Станкевича и его товарищей Кольцов явился еще одним подтверждением их философских понятий о дружбе. Важны не происхождение, не сословная или классовая принадлежность человека, а его духовные и интеллектуальные качества. Под влиянием встреч с Кольцовым Белинский писал одному своему корреспонденту: «Ты скажешь, что и из низкого звания есть люди с чувством и даже призванием. Правда, но разве они не братья, не друзья мне, разве я с ними не на короткой ноге? Я, не стыдясь, в кругу знати, если угодно, назову моим другом какого-нибудь Кольцова».
А в 1835 году Станкевич и Белинский издали в Москве первую книжку поэта – «Стихотворения А. Кольцова». Восемнадцать пьес для сборника отобрал сам Станкевич из большой тетрадки, которую передал ему поэт. Средства предоставил Станкевич и другие члены кружка, а за печатанием книги наблюдал Белинский, так как Станкевич находился в это время в Удеревке.
Когда книжка вышла, друзья постарались поддержать ее, разъяснив публике значение таланта Кольцова. В Москве в журнале «Телескоп» (1835, ч. 27)
