Он снова подошел к окну как раз в тот момент, когда из тоннеля со стремительным и яростным шумом выходил поезд. Через поля и равнины он шел туда, к морю. И воспоминание о родителях проснулось в сердце Дюруа.
Этот поезд пройдет мимо них, всего в нескольких милях от их дома. Перед ним встал маленький домик на вершине холма, возвышающегося над Руаном и над долиной Сены, при въезде в деревню Кантеле.
Его родители держали небольшой ресторанчик, загородный кабачок, называвшийся «Бельвю», куда жители городского предместья приходили закусывать по воскресеньям.
Своего сына они хотели вывести в люди и отдали его в коллеж. Окончив его и не выдержав экзамена на степень бакалавра, он поступил на военную службу с намерением стать офицером, полковником, генералом. Но еще задолго до окончания пятилетнего срока он почувствовал к военной службе отвращение и начал мечтать о карьере в Париже.
И, кончив службу, он приехал сюда, несмотря на мольбы отца и матери, которым хотелось, чтобы он жил возле них, раз уж другие их мечты не осуществились. Он верил в будущее, верил, что счастливый случай, пока еще неведомый, приведет его к успеху. Он сумеет создать благоприятные условия и воспользуется ими.
В бытность его в полку ему везло: у него было много легких побед, были даже связи с женщинами более высокого круга. Он соблазнил дочь сборщика податей, готовую все оставить ради него, и жену поверенного, которая пыталась даже утопиться от отчаяния, когда он ее бросил.
Товарищи говорили про него: «Хитрый малый, проныра, ловкач, он всегда выпутается». И он решил действительно стать хитрым малым, пронырой и ловкачом.
По натуре честный нормандец, он развратился под влиянием повседневной гарнизонной жизни — обычного в Африке мародерства, незаконных доходов и мошеннических проделок. С другой стороны, в нем оставили некоторый след и понятия о чести, господствующие в армии, военное бахвальство, патриотические чувства, рассказы о подвигах унтер-офицеров и профессиональное тщеславие этой среды. Словом, его душа превратилась в какой-то ящик с тройным дном, где можно было найти все, что угодно.
Но жажда успеха преобладала над всем.
Незаметно для себя он замечтался, как бывало с ним каждый вечер. Он рисовал себе изумительное любовное приключение, которое сразу приведет его к осуществлению всех его надежд. Он встретится на улице с дочерью банкира или какого-нибудь знатного вельможи, покорит ее с первого взгляда и женится на ней.
Пронзительный свисток локомотива, выскочившего из тоннеля, как кролик из поры, и мчавшегося на всех парах в гараж на отдых, сразу отрезвил его.
И, снова охваченный смутной и радостной надеждой, никогда почти не покидавшей его, он наугад послал в темноту ночи поцелуй любви образу этой неведомой женщины, которую он так ждал, пламенный поцелуй желанному богатству. Потом он закрыл окно и начал раздеваться, решив: «Ничего, завтра я буду лучше настроен. Сегодня у меня голова не работает. К тому же я, кажется, слишком много выпил. При таких условиях невозможно работать».
Он лег в постель, погасил лампу и почти сейчас же заснул.
Проснулся он рано, как всегда просыпаешься в дни больших надежд иди тревог, и, спрыгнув с кровати, подбежал к окну и открыл его, чтобы проглотить, как он говорил, чашку свежего воздуха.
Дома на Римской улице, по ту сторону широкого полотна железной дороги, блестели в лучах восходящего солнца, залитые светом, и казались совсем белыми. Направо, вдали, виднелись холмы Аржантейля, высоты Сануа и мельницы Оржемона, окутанные легкой голубоватой мглой, похожей на прозрачную, трепещущую вуаль, наброшенную на горизонт.
Дюруа несколько минут неподвижно смотрел на далекие поля. Оп прошептал: «Там должно быть чертовски хорошо в такой день, как сегодня». Но тут он вспомнил, что ему надо работать, и притом немедленно, позвал сына привратницы, дал ему десять су и послал его в канцелярию сказать, что он болен.
Он сел за стол, обмакнул перо в чернильницу, оперся головой на руку и задумался. Все было напрасно. Мысли не появлялись.
Он, однако, не унывал. Он подумал: «Ничего, я просто еще не привык писать. Это такое же ремесло, как и всякое другое, ему надо научиться. Кто- нибудь должен мне помочь на первых порах. Пойду к Форестье; он мне наладит статью в десять минут».
Он оделся.
Выйдя на улицу, он решил, что к приятелю идти еще рано, — Форестье наверно поздно встает, — и стал медленно прогуливаться под деревьями внешнего бульвара.
Не было еще десяти часов, когда он попал в парк Монсо, совсем свежий после утренней поливки.
Сев на скамейку, он снова начал мечтать. Какой-то элегантный молодой человек быстро ходил взад и вперед, без сомнения, ожидая женщину.
Она подошла торопливым шагом, закрытая вуалью, и после быстрого рукопожатья они удалились под руку.
Бурная жажда любви охватила Дюруа — жажда изящной, благоуханной, нежной любви.
Он встал и направился к Форестье, думая: «Вот кому повезло!»
