Глава 25
Стены замка, за ненадобностью, были вновь скрыты в толще земли, и теперь места было достаточно, чтобы все лонохарцы смогли собраться вместе. Лавина Уничтожителей вытоптала траву и кустарник до самого леса, образовав ровную большую площадь, посередине которой был сложен огромный костёр высотой с трёхэтажный дом, и шириной достаточной, чтобы положить тела убитых лонохарцев, не тесня их. Принимая в учёт количество врагов, потери были относительно невелики — но более четырёх сотен воинов из пяти тысяч прибывших больше никогда не вернулись в Лоно Хара. Среди погибших были и два дракона — их сбили в воздухе заклинаниями, а упав на землю, они уже не смогли подняться, и были разодраны. Но ни один труп не выглядел отвратительно — особые заклинания придали умершим их прежний облик, и лица ушедших в небытие поражали своей строгостью и торжественным спокойствием. Отдельно рядом были сложены два костра поменьше, для Алукарда и Баалтазара — орденцам и после смерти оказывали большее уважение, нежели простым воинам. Разумеется, трупа Алукарда не было — после падения огромной скалы мало что могло остаться, да и то было уничтожено мощной вспышкой энергии. Единственное, что от него сохранилось, — горстка пепла и оплавленный фамильный перстень с печатью, и именно это положили на костёр.
Людям не запрещали приходить на церемонию, но они сами поняли, что лишние здесь, и кроме Алас’саров, никто не появился.
Лонохарцы расположились вокруг костров идеально ровным кругом, в один ряд, и замерли, ожидая начала церемонии. На каждом было надето хоть что-нибудь белое, и каждый держал в руках белоснежные благоухающие цветы лонохарсского дерева Аэйлэсс — дерева смерти — похожие на лилии, с тонкими, длинными, нежными, полупрозрачными лепестками. Люцифер специально доставил их из Лоно Хара, чтобы все обычаи были соблюдены. Первой должна была говорить Валькери, как императрица Лоно Хара, и она выступила из круга вперёд.
— Друзья мои! — её голос звучал приглушённо, но всё равно был слышен каждому — таково было его удивительное свойство. — Я знаю, что есть особые слова, которые обязан сказать каждый повелитель в такую минуту — и именно поэтому я не буду их произносить. Я скажу то, что чувствую, и простите меня за откровенность.
Она подошла к самому большому костру.
— Откликнувшись на мой зов, вы сражались храбро, не щадя своей жизни — и я благодарю вас за это, — негромко промолвила Пэнтекуин. — Вы спасли не только этот мир, но и Лоно Хара — ибо именно наша империя была бы следующей целью Уничтожителей. Своей грудью вы закрыли им дорогу — и погибли… Но мы будем вечно помнить ваш подвиг, и этот день станет днём вашей славы — увы, посмертной… Прощайте.
Валькери низко поклонилась павшим, и все лонохарцы повторили её движение. Выпрямившись, она повернулась к другому костру:
— Баалтазар! Ты был учителем почти всех лонохарцев — и никто не мог сравниться с тобой в искусстве некромантии. Ты прожил долгую насыщенную событиями жизнь — четыре тысячи лет — и ушёл из неё достойно, пожертвовав собой ради других, а такое может лишь истинно сильный духом. Мы не забудем тебя и сохраним и преумножим то знание, что ты передал нам — своим ученикам… Прощай.
Ещё один поклон — гораздо ниже. И третий костёр…
— Алукард, — голос Валькери предательски дрогнул, — мы с тобой часто не ладили, и кое-кто даже считал нас врагами. Но… мне будет не хватать тебя, клыкастик, и без тебя Ашкелон опустеет. Своим жизнелюбием ты разгонял скуку и запустение древних коридоров, и мог вызвать улыбку даже у вечно мрачных некромантов. — Пэнтекуин помолчала. — Последними твоими словами были «Прости меня за всё, Фиона». Но я не могу выполнить твою просьбу — потому что мне нечего тебе прощать. Те глупые шутки, что мы разыгрывали друг с другом — это просто забавы, и я никогда на них не обижалась, потому что знала: несмотря ни на что, я всегда могу на тебя положиться в тяжёлые времена. Ты спас мне жизнь, Алукард. Я у тебя в долгу — и никогда не смогу расплатиться. — Она горько усмехнулась. — Даже сейчас ты бросил мне вызов, а я не могу ответить. Ты выиграл наше затянувшееся соревнование, Алукард. Прощай…
Валькери вернулась на своё место, и Вольдеморт, стоящий рядом, незаметно сочувственно пожал ей руку, а Драко прошептал что-то ободряющее. Девушка благодарно им улыбнулась, и вновь стала следить за происходящим.
Лонохарцы по одному выходили вперёд и произносили добрые, тёплые слова в адрес умерших. В конце каждой речи непременно звучало слово «Прощай» — и в этом коротком слове соединилось всё: и боль от расставания, и осознание неизбежности разлуки, и просьба тех, кто остался жив, чтобы погибшие не держали на них зла… Говорить на похоронах было не обязательно — но сейчас почти каждый нашёл у себя в душе что-то, что хотел бы произнести на прощальной церемонии. Даже Драко и Вольдеморт вышли, чтобы говорить, потому что Алукард был их другом, а Баалтазар — учителем, пусть и недолго. Гарри и Дамблдор промолчали — они почти не знали ни того, ни другого, а говорить пустые фразы здесь было не принято — лишь искренняя скорбь нашла себе место среди лонохарцев.
И когда последний говоривший умолк, Пэнтекуин снова выступила вперёд и, закрыв глаза, негромко запела древнюю похоронную песнь Лоно Хара. Печаль звучала в ней — но печаль светлая, в которой не было места тьме и отчаянию, и старинная мелодия отзывалась щемящей болью в сердце каждого, кто её слышал. Вначале Валькери пела одна — но вскоре к ней присоединился другой голос — мужской мягкий, бархатный баритон, и два голоса слились в волшебную гармонию, похожие, как два близнеца, как и их владельцы — Пэнтекуин и Вольдеморт. Лорд Тьмы и Леди Хаоса пели для ушедших в
