При всем этом Дружба дополнительно жила бартером, принимала дань за проход водой, фильтрами, тканью и всяким бакалейным добром. Но сейчас, похоже, на станции наступили черные дни. Встречавшиеся Иону люди вовсе не выглядели сытыми. Большинство казались изможденными, словно станция находилась на грани голода. Грибы у них портятся, что ли?
Дружба обычно кишела иммигрантами, которые не могли заработать на дальнейший проход. Здесь же останавливались и все те, кому нужно было идти на юг, – Выдубичи просто так не принимали к себе посторонних с севера, не желая рисковать монополией на перевозки пассажиров через метромост. Так что для прохода через станцию в южном направлении нужно было получать разрешение от мэра, и вся эта свистопляска казалась Иону лишенной всякого смысла. Будь ты хоть заместитель Кипариса, тебе все равно нужно было получить одобрение мэра Дружбы Народов. Разница была лишь в трудностях получения заветного пропуска.
Мэрия представляла собой будку, ни много ни мало, в три этажа – узеньких, низеньких, сколоченных из крепкой древесины, украшенной резьбой и позолотой. Полная безвкусица, что отметил даже неискушенный в этих делах Ион. На всех этажах горел свет, у входа сидел охранник, вырезавший ножом шахматные фигуры. Судя по стоявшим рядом готовым изделиям, стражник ловил от своего занятия большой кайф и был близок к завершению набора.
Ион ткнул ему паспорт.
– Мне к мэру, – сказал он.
Охранник молча отложил фигурку. Сунул нож за пояс, протер руки непонятной тряпкой, отдающей мазутом. Но касаться паспорта не стал – посмотрел так, прищурился, глянул Иону в глаза, кивнул и пошел наверх. Вошел в дверь и о чем-то долго бубнил.
Эльза глазела по сторонам, ни на чем конкретно не останавливая взгляда. В Кресте почти все станции были похожи.
– Он вас примет, – сообщил охранник, выходя наружу.
– Спасибо, – поблагодарил Ион и повел Эльзу по ступенькам.
Девушка несколько раз споткнулась.
Стучать Ион не стал – сразу вошел внутрь.
Первым делом он почувствовал запах сургуча, перебивший вонь пепла. За деревянным столом, вполоборота к двери, сидел толстяк с лоснящейся мордой и маленькими ушами – тип людей, раздражавший Иона дальше некуда. Рядом поблескивала буржуйка с закрытой дверцей. В плане пожарной безопасности мэрия представляла собой эталон дебилизма.
– Милости просим, – кивнул толстяк. – Чайку?
– Нет, спасибо. А хотя… конфеты у вас есть?
– Нет, – сказал толстяк с искренним сожалением. – Мы бы и сами были не прочь конфетки найти. Хе-хе…
– Нужен проход на юг. Для меня и леди. Организуете?
– Легко. Вижу, вы человек деловой, договоримся. Для сотрудников администрации – все что угодно.
Толстяк взял печать, вытащил небольшой квадратный кусок оранжевой бумаги, поставил щедрый штамп и что-то дополнительно написал от руки. Ион взял бумажку, прочитал.
– Тут написано только про меня, – сказал он.
Ему внезапно стало интересно, что же в данный момент горело в буржуйке. Ион был готов биться об заклад, что за время, пока он поднимался по лестнице, толстяк успел спалить пачку пропусков – сохранив, разумеется, полученную за них взятку.
– Я же сказал, что мне надо на нас двоих.
– Простите, не могу, – развел руками мэр. – Женщина может остаться тут, подождать вас.
– Это не обсуждается.
– Понимаю, я на вашей стороне, – улыбка толстяка становилась все мерзопакостнее с каждым треском пламени в буржуйке. – Но, увы, правила устанавливаю не я. «Скиф» требует шерстить всех подряд. А женщин они не пропускают к себе.
– Так они против женщин?
– Ну, скажем так, Выдубичи сейчас никого не берут. Для вас я исключение сделал, но с девушкой ничего поделать не могу. Выпустить-то вас мы можем, но на Выдубичи вы не попадете. Мне очень жаль.
Повернувшись, Ион вывел Эльзу наружу.
– Постой тут, ладно? – шепнул он. – Я быстро.
И прикрыл за собой дверь, оставшись внутри.
– Сколько? – спросил он.
Глаза толстяка забегали.
– Два рожка.
– Это несерьезно.
– Тогда ничем не могу помочь.
