Он поднялся, вытирая лицо. Посмотрел на ошарашенную толпу. Значит, у меня с ними все-таки есть что-то общее, тупо подумал он.
Неподалеку от места расправы стоял Марти Келлер – с пистолетом тридцатого калибра. Его руки дрожали, глаза блестели.
Горожане уставились на Марти.
С их пальцев капала кровь, их щеки заливал пот, но огонь в них вдруг угас.
Мальчишка взял служебную пушку из сейфа, догадался Грим.
Он был готов расцеловать Марти.
Но события вновь изменились. К площади направлялась Катерина.
По толпе пробежали испуганные и злобные шепотки.
– Вон она, вот там!
– Ведьма…
– Боже мой…
Люди отпрянули, открыв взору Грима останки Джейдона Хольста – месиво из крови и судорожно дергающихся мышц.
Но горожане уже забыли о том, что случилось минуту назад. Они повернулись в сторону своего коллективного ночного кошмара.
Грим посмотрел туда же.
Катерина ван Вайлер спокойно шествовала по Аппер Резервуар Роуд, держа за руки двоих детей в старинной одежде. Зрелище было совершенно абсурдным. Никого не страшась, никуда не спеша, она шла вперед навстречу своей пастве. Горожане впервые удостоились взгляда ее открытых глаз – и остолбенели. Ее пергаментное лицо преобразилось: мертвенные и пробитые иглой губы стали розовыми, а кожа обрела нормальный оттенок.
Людей ошеломило, что ведьма смотрела на них вполне миролюбиво. Она не прищуривалась и не гримасничала. В ее взгляде не было болезненного желания мести, которое они ожидали увидеть, – от личины ведьмы с наглухо зашитым ртом и веками не осталось и следа. Облик Катерин был поистине человечным: у нее были изящные и утонченные черты лица. И она взирала на улицы, дома и людей двадцать первого века с энтузиазмом той, кто триста пятьдесят лет провел в кромешной тьме и страдании. На ее устах блуждала легкая улыбка, а в ее взгляде не было ни капли злобы – лишь незамутненная радость.
Просто мать, гуляющая с дочерью и сыном, и вовсе не ведьма, ненавидящая всех и каждого.
Это настолько противоречило тому образу Катерины, который запечатлелся в их памяти, что людям вдруг стало очень неловко.
«Не может быть!» – подумали горожане.
Она не была мерзостью в глазах Божиих – это они превратили ее в мерзостную ведьму.
Между тем Катерина вышла на площадь. Дети по обе стороны от нее вертели головами и таращились на толпу.
Но до счастливого финала было еще далеко. Идиллии и всеобщего примирения и не предвиделось. Катерина поглядела на огорошенных обитателей Блэк Спринг и останки Джейдона Хольста, и ее глаза наполнились скорбью.
Откуда нам было знать, подумал Грим.
Толпа отшатнулась от Катерины. Кто-то попытался сбежать, но многие понимали, что это бесполезно. И, будто по наитию, все рухнули на колени. Они бросились к ногам ведьмы, вверяя себя ее милости. Они плакали и просили ее о пощаде. Они уповали, что она будет благосклонна к ним и простит их.
– Нам жаль, Катерина!
– Мы принимаем тебя, Катерина!
– Пощади нас, Катерина…
Но они обагрили свои руки кровью, и вскоре должна была пролиться новая кровь.
Краем глаза Роберт Грим заметил, что Марти Келлер приготовился к решительным действиям. Похоже, сейчас только от него зависела судьба Блэк Спринг.
Марти двинулся к ведьме сквозь коленопреклоненную толпу. Пистолет подрагивал в его трясущихся пальцах.
Грим попытался встать и крикнуть ему, чтобы он остановился, но споткнулся и упал на ступени. У него вышибло воздух из легких.
Спустя секунду он все-таки сумел окликнуть Марти… но опоздал.
Марти уже выстрелил. Надо сказать, что парень был специалистом по системам передачи информации, а не снайпером.
Никогда в жизни он не находился в таком напряжении, как в тот момент, когда спустил курок. Пуля попала маленькому Джоуи Хоффману в шею, и мальчик стал падать навзничь.
Струя крови брызнула вверх, заливая платье Катерины. Та наклонилась, попытавшись на лету поймать ребенка, но Джоуи умер прежде, чем ударился о камни, которыми была вымощена площадь.
Наоми заверещала и затопала ножками, обнимая ведьму за талию.
Следующая пуля, которая, по мнению Марти, должна была раз и навсегда уничтожить проклятие Катерины, расколола череп девчушки на куски.
Катерина ахнула, потеряв и второго ребенка. Она стояла, пошатываясь, будто в пляске смерти, между двумя худенькими телами.
