свободу и присоединился к парням.
Лоуренс держал в руке пять спичек. Каждый вытянул свою, после чего мальчишки разжали кулаки, продемонстрировав остальным свой «улов». Обгорелая досталась Бураку. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы осознать этот факт. Для эксперимента с шепотом выбран он.
Бурак вполголоса выругался.
– Ладно. Турку досталась грязная работенка.
Мальчишки натянуто рассмеялись, но напряжение спало. Тайлер подумал, что все, кроме Бурака, испытали облегчение. Никому не хотелось рисковать. Сильный порыв ветра раскидал опавшие листья. Свинцовое небо нависало, будто купол, опустившийся на Блэк Спринг. Поежившись, Тайлер втянул голову в плечи. Скоро наша жизнь изменится, подумал он.
И по-своему Тайлер оказался прав.
Незадолго до пяти часов вечера – в то время, как Катерина ван Вайлер продолжала шептать что-то несуразное, а пес Флетчер нервно подергивался во сне, – Гризельда Хольст тайком улизнула с площади.
Она пересекла кладбище и подошла к церкви Пречистого Мета. Никто не заметил, как она отперла тяжелые деревянные двери и скользнула внутрь. Городской гул стих. Держась руками за каменные стены, Гризельда принялась спускаться в подвал по винтовой лестнице.
Внизу было сыро, все пропиталось затхлым запахом гниющего дерева и больного человеческого тела. Холод пронизывал суставы.
Здесь всегда царила зимняя ночь.
Артур Рот лежал, привалившись к решетке камеры, и Гризельда сразу поняла, что дело плохо. Он был наг. В свете тусклых лампочек его кожа, обтягивающая ребра, приобрела бледно-лиловый оттенок, словно чешуя дохлой рыбы. Артур валялся в луже собственных нечистот, одна из его рук повисла на наручниках, которыми он был прикован к решетке. Вены проступили, как оголенные электрические провода.
Сердце Гризельды заколотилось, но она почувствовала странное умиротворение. Возможно, он уже отправился на тот свет.
Теперь, когда ее наказание окончилось, ей не придется спускаться в подвал по жуткой лестнице, чтобы кормить и обмывать Артура! Ей так надоело слушать его безумное бормотание. Его голос эхом отдавался от стен и потолка, и можно было с легкостью вообразить, что в подвале томились неупокоенные души.
Стыда Гризельда не ощущала: ее мозги затуманились. Не она уморила его голодом. Она исполняла приказ Мэзерса. И она выполнила свой долг, служа Катерине.
Взяв из подсобки метлу, она просунула рукоять сквозь решетку и ткнула Артура в бок. Тот не пошевелился. И не мудрено! Гризельда огляделась по сторонам, и волна паники накрыла ее с головой. Она замерла, осознав, что находится рядом с Артуром Ротом. Хотя чего ей бояться – ведь он наверняка мертв. Здравый смысл подсказывал ей, что сперва надо в этом убедиться, но мысли Гризельды спутались, и логика показалась ей дурным сном. Ею овладело иррациональное сомнение, которое сопутствовало ей в прошлом, когда Джим избивал ее или брал силой.
Ухватив покрепче кольцо ключа, она постепенно взяла себя в руки.
Гризельда отворила дверцу камеры и присела возле истощенного Артура. Рот и нос она прикрыла платком, чтобы не чувствовать запах. Присмотревшись к заключенному, Гризельда поняла, что он еще дышит. Гризельде стало любопытно.
Ну и ну, подумала она.
Внезапно Артур Рот распахнул глаза. Вскинув руку, он вцепился в запястье Гризельды. Все произошло настолько быстро, что она даже не успела вскрикнуть.
А празднество продолжалось. Вопили и кричали все – и дети, за которыми гонялись актеры, и подростки, падающие с аттракциона родео, и взрослые, соревнующиеся в разгибании подков. Их пронзительные возгласы оглашали окрестности Блэк Спринг, но ветер и низкие облака искажали голоса, превращая их в нестройный хор.
– Ты – грязная шалава, – прошипел Артур Рот, замерзший и голодный, но вовсе не мертвый. – Щас трахну тебя.
Он обхватил Гризельду ногами, а свободной рукой ущипнул ее за грудь.
Наверху люди плясали под старинные мелодии, которые играл скрипичный квартет. Гризельда слышала приглушенные звуки музыки через вентиляционное отверстие. И молча, отстраненно обдумывала свои шансы. Они были ничтожно малы.
Гризельда ощутила себя будто вне времени. Она не чувствовала боли и страха, когда его пальцы стали рвать ее блузку.
Руки Джима никогда не причинят ей боли. Он умер, а она жива. И она пахнет сахарной ватой, попкорном, сосисками гриль и жареной курицей.
В десять минут шестого Стив Грант и Мэтт, его младший сын, пробирались через ярмарочную толпу: они поедали свежеиспеченные крендели из промасленных бумажных пакетов. А в подвале церкви Пречистого Мета Гризельда Хольст, схватив метлу, изо всех сил била рукоятью Артура Рота по голове. Артур истекал кровью. С каждым ударом Гризельда выкрикивала имя своего мужа. На шпиль церкви опустилась крупная неясыть. Величественная птица с нечеловеческой сосредоточенностью взирала на людей – она глядела на них, словно рассматривала крыс в ловушке. Смеркалось, и ее заметили немногие, которые позже клялись, что размах ее могучих крыльев достигал в диаметре пяти футов. Они сочли ночную птицу на Кресте Господнем знамением неминуемой беды.
