Третий смотрел вдаль, и лицо его казалось бесстрастным, безразличным ко всему. Поставь рядом надувную бабу, взорви хлопушку у самого уха – он и не заметит.
Я сползла вниз по сидению, забыв, что стекла машины снаружи тонированные. В груди так ощутимо кольнуло, что вспотели ладони. Какой же я была беспечной дурой! Забыла, что такое обида. Привыкла, что сердце не знает романтичной печали, а теперь – получила кулаком под дых.
Наши три месяца, прожитые после воссоединения, пролетели, как день. Мы с Третьим разговаривали обо всем на свете, гуляли, готовили вместе, занимались любовью. Он помог мне выбрать врача-психотерапевта и ходил на сеансы, молча ожидая в приемной. Терпел заскоки, истерики, приступы ярости. Напоминал, когда нужно пить таблетки, укрывал пледом. Держал волосы, когда я блевала после очередного ночного кошмара. Кормил Счастливчика и водил его на уколы. Совал градусник, когда у меня закладывало нос после долгих прогулок, и никогда не напоминал о прошлом – ни словом, ни делом. Было – и было, махнул однажды рукой. Надо жить дальше.
И я не успела заметить в себе перемен, не смогла их предотвратить. А теперь, глядя на него – мужчину, который из незнакомца, почти врага, за такое короткое время успел превратиться в кого-то очень важного, стоящего теперь рядом с другой женщиной, у меня скручивало узлом живот. Мутило. Отправлялась к черту вся терапия и медикаментозная помощь.
Я вдруг осознала, что мне хочется удавиться.
Он вернулся поздно. Загремел ключами в прихожей, и мне, находящейся в зале, почудился сладкий аромат чужого парфюма.
- Не спишь? – протянул Третий, ступая тихо.
Я в ответ мотнула головой.
Артем мельком поцеловал в висок, легко огладив волосы, и отправился прямиком в душ.
Я же до крови закусила губу и опустила глаза.
Когда Третий вышел из ванной, я сидела в той же позе. Он неодобрительно качнул головой.
- Пойдем спать, - сказал властно, - ты, наверняка, за день устала.
Какая забота! – зло подумала я, но в ответ сказала тихо:
- Ложись, сейчас приду.
Выждала минут двадцать – обычно за это время он засыпал, а потом встала, потрепала дремлющего кота по полосатой макушке и сказала шепотом:
- Прости меня. Ты же видишь, вся жизнь через жопу.
Кот промолчал, лишь сонно дернул ухом, а я подошла к французскому окну и распахнула его настежь.
В лицо пахнуло ласковым теплом весенней ночи. Жаль было терять это сладкое, романтическое время – сейчас влюбленные нежатся в объятиях друг друга, но, увы – в моем случае, это сказка про белого бычка.
Вздохнув, я забралась на перила – узкие, холодные наощупь. Раскинула в стороны руки, и шелковый халат затрепался подобно крыльям. Подумала, что полет с такой высоты будет быстрым, и зря я, дура, страшилась сделать это раньше. Придумывала, что испугаюсь, что не хватит решимости, а на самом деле ведь – проще простого. Особенно, когда никто не держит. Нужно просто сделать один единственный шаг…
На тело будто навалилась бетонная плита – горячие руки Третьего сжали колени и талию мертвой хваткой. Я дернулась от неожиданности, но он быстро стянул меня вниз, не позвонив упасть с двенадцатого этажа.
Повалил на холодный пол, сел сверху. Размахнулся и залепил мне хлесткую пощечину.
- Ты что собиралась сделать, чокнутая? – прошептал Третий совершенно белыми губами.
Руки, которыми он зажал мои ладони, тряслись, зрачки то сужались, то расширялись – видимо, от бешенства.
- Я спросил, ты что придумала? – ощутимо тряхнув за плечи, Третий рывком поднялся и потащил меня в квартиру.
Мои зубы стучали – то ли от холода, то ли от досады. Из глаз брызнули слезы обиды.
- Это не твое дело! – попыталась вырваться я, но, куда там.
- Как раз мое! – заорал Третий, наверняка, перебудив всех соседей.
Впрочем, на это было плевать.
С яростью закрыв балкон – так, что задрожали стекла, Третий схватил бутылку виски, стоявшую у бара, и приложился к горлышку.
- Чокнутая дура, никогда так больше не делай! – снова закричал он, когда проглотил спиртное. Утер лицо рукой и отбросил бутылку в сторону.
