Подробнее о поведении Хлебникова в отношении Маринетти см. [Старкина 2007: 128–131].
150
В пер. Шершеневича «чудная небесная птица с мелодичными крыльями» [Маринетти 1916: 131].
151
В первом – французском – издании: “sublime oiseau du del, aux ailes melo-dieuses” [Marinetti 1909: 193].
152
Полет (квази)человека с перелетными птицами позаимствован из сказки Андерсена «Дочь болотного царя». Она оказала сильное влияние на русскую египтоманию, о чем см. [Панова 2006я, 1: 74, 94–95].
153
В первом – французском – издании: “la guerre est la seule hygiene du monde” [Marinetti 1909: ix]. В пер. Шершеневича: «война – это единственная гигиена мира» [Маринетти 1916: 6].
154
Тут Хлебников вступает на территорию Александра Блока, автора двух «Балаганчиков». В пьесе «Балаганчик» (1906, пост. 1906) Блок обнажает театральную – техническую – подоплеку изображаемой актерами смерти:
<Паяц>
Остранение имеется и в более раннем стихотворении «Балаганчик» (1905):
Не стоит, впрочем, исключать того, что Хлебников сознательно, в игровой или даже провокативной манере, процитировал Блока.
155
В этой сцене переработан, возможно, в порядке игры, эпизод из хорошо известных Хлебникову «Подвигов Великого Александра» (п. 1909) Михаила Кузмина: Александр, покоритель вселенной, желает покорить и царство мертвых, однако вход туда ему преграждает сладкий отрок со словами: «[Э]то – обитель блаженных; сюда никто не может вступить живым, ни даже ты, дошедший до этого места, куда не заходила человеческая нога» [КП, 2: 51] и т. д. У Хлебникова вместо отрока действуют очаровательные гурии, а запрет формулируется как готовое клише – официальная надпись, висящая при входе в закрытый объект: «Вход посторонним строго возбраняется».
Сама идея надписи, прочитываемая при вступлении в потустороннее царство, восходит к надписи в Ад в 3-й песне дантовского «Ада»:
156
Ср. также про древние времена: «Тогда, – вздохнул почтенный старик с мозолистым лицом, – все было иначе… [М]ы не боремся с Ганноном, вырывая мечи и ломая их о колено, как гнилой хворост, и покрывая себя славой. Он ушел снова в море» [ХлТ: 530].
157
В «Ка» использованы и другие литературные традиции, нежели египтомания и ницшеанство: современный человек «на пиру» выдающихся представителей древности (по аналогии с «Божественной комедией»); убийство короля на охоте; обезьяний мотив, получивший прописку не только в африканском топосе, но и в индийском; и др. Имеются прецеденты – но более близкие по времени, символистские, – у нумерологии, метемпсихоза (до Хлебникова ему отдали дань Брюсов, Бальмонт, Волошин и многие другие писатели, которых кубофутуристы отрицали) и историософии «Ка».
158
См. [Вайскопф 1997: 14, 19, 28, 45, 55, 73, 100] и работы некоторых других исследователей.
159
Ср. также «Тринадцатого апостола» (п. 1920) Н. Чужака: «Маяковский – это “кривогубый [у Маяковского крикогубый. –
провозглашает о себе поэт. И впрямь во многом напоминает он певца сверхчеловека с его орлом и змеей, тоже воспевающего солнце и разбивающего старые скрижали. Как