на тонировке?
— Во, видал, что делают, а? — встретил он меня однажды, размахивая свежим номером «Литгазеты». — И сколько раз так было! Берут мои песни, делают рассказ… Да черт с ними, не жалко!
Речь шла о каком-то рассказике на 16-й полосе газеты, построенном на сюжете его песни «Товарищи ученые!»
Прихлебывая горячий чай, вдруг сказал:
— Про меня мужики говорили: «Вон — ездит на «Мерседесе», а про нас все понимает».
— Вот эти зарубежные певцы… Черт-те о чем поют. Переведи их — слушать нечего! Я этого никогда не мог понять.
Прослушав свою запись «Песни о конце войны», где у него не все сразу ладилось, ребята-музыканты ошибались, он усмехнулся:
— Говорят, у меня примитивная мелодия. А не все так просто, а? — И вопросительное выражение лица. И снова что-то вроде неуверенности, жадного ожидания подтверждения, что все так…
— Бывает, что и месяц ничего не делаю, а вот в Мексике я вдруг начал писать!.. Такой маленький городишко, провинция. И так из меня полезло… Прямо — Болдинская осень! — и улыбнулся смущенно. — Меня хорошо принимали в Америке. Там писали, что после Есенина больше никого так из русских поэтов не принимали… Видно, что ему нравилось сравнение с Есениным.
К сожалению, «Песня о конце войны» в фильм не попала, ну, это отдельная история, и ей здесь не место.
Володя разозлился, считая, вероятно, что я виноват. А так как дело с «Зеленым фургоном» затягивалось, я не стал ему попусту надоедать.
Театр уехал на гастроли в Польшу. Потом Володя поехал в Париж. Наконец, стало известно, что главное решено: его готовы утвердить режиссером. Он вернулся, я позвонил ему и сказал, что он утвержден.
— Нет, ты скажи, что они утвердили? Сценарий или меня как режиссера? — допытывался он.
— Сценарий-то как раз требует доработки, а тебя утвердили. Так и стоит в плане «Экрана»: «Режиссер В. Высоцкий».
Не дожидаясь утверждения, я послал на Одесскую студию заявление, в котором просил считать режиссера-постановщика В. Высоцкого полноправным соавтором сценария и просил перезаключить договор. (Ответа пока, сегодня, когда я это пишу — 18 августа 1980 года, не последовало.)
Он был удовлетворен, но особого энтузиазма не высказал. Просил разыскать его через несколько дней, когда он вернется в Москву из какой-то поездки. Когда он вернулся, я несколько раз звонил, но встречи не получалось — все что- то мешало.
— Знаешь, я, наверное, откажусь снимать картину, — вдруг сказал он мне по телефону.
— Почему?
— Да не дадут они снять то, что мы хотели! Если такая… тянется со сценарием полгода, то что же будет дальше?!
Я надеялся, что это у него минутное настроение, но:
— Да брось ты! — ответил он. — Что я, мальчик?! Я серьезно обдумал… В общем, приезжай, поговорим. Решим, как быть.
Здесь стоит сказать несколько слов о том, как он замышлял снимать картину. Владимир говорил, что набрался немного опыта на съемках «Эры милосердия», когда Станислав Говорухин уезжал за границу. Но он строил вполне по тем временам невероятные планы. Например, мы фантазировали, как будем снимать не один, а сразу два варианта фильма: один — «для них», то есть для «Экрана», а другой — настоящий.
— А пленка?
— Пленку даст Улька, — отвечал он, не задумываясь.
Улька (Ульрих) — муж Л. Максаковой, с ними Володя дружил, хотел снимать и Людмилу. Когда я пытался понять, как он собирается торчать в Одессе полгода-год, когда нужно будет снимать и готовиться, он отвечал как-то неопределенно. Вероятно, был убежден, что сможет налетами появляться в группе, задавать должную инерцию, а уж потом все будет идти без него до следующего налета. Пригласил однажды Юру Клименко, выдающегося оператора, и довольно долго мы говорили о фильме.
Как-то стали подбирать актеров. Сразу же прозвучало имя Ивана Бортника. Сам Володя собирался играть Красавчика. Я заметил ему, что он староват для этой роли. Вот если бы он выглядел так, как на фотографии Плотникова… (На той серии, где он с Мариной, с Говорухиным.)
— Чепуха! Только заняться собой немного — и сразу же буду таким, — уверенно сказал он.
Появилось имя Николая Губенко. При этом имени, помнится, у Володи стало какое-то удивительно доброе лицо, и он сказал:
— Да-а-а, вот актер! Коля, если бы был, это гениально!
Почему-то он мечтал снимать не в Одессе, а поселиться и жить в Санжейке — там море, пляж, тишина. С этой Санжейкой у него были связаны какие-то хорошие воспоминания.
Однажды мы остались одни — Володя улегся на диване и вдруг стал говорить о том, что стоит снимать фильм и в Болгарии, на побережье. Далее следовала какая-то совсем уж невероятная история о кладе, спрятанном отступившей Белой армией. Он знает, где спрятан клад, — там огромные богатства. Вот если бы его найти…
Я приехал к нему утром 18 июля, в канун открытия Олимпиады в Москве и в день его последнего «Гамлета». Он открыл дверь, улыбнулся — очень характерная ироническая полуусмешка-полуулыбка.
