— А где Высоцкий?
— Там, в спальне.
Проходим туда и видим: Высоцкий, как говорят медики, в асфиксии… Федотов накачал его большими дозами всяких седативов, он лежит практически без рефлексов, у него уже заваливается язык… То есть он сам себя может задушить! Мы с Леней придали ему положение, которое положено наркотизированному больному, — рефлексы чуть-чуть появились. Мы — анестезиологи, но и реаниматоры тоже — видим, что дело плохо. Но ведь и Федотов — тоже профессионал-реаниматолог! Я даже не знаю, как это назвать, — это не просто халатность или безграмотность… Если у меня в зале лежит больной и я знаю, что он умрет, — ну нечего ловить! — но когда я слышу храп западающего языка, извините, я спокойно сидеть не могу!
Ну а дальше пошел этот сыр-бор: что делать?! Я однозначно настаивал, чтобы немедленно забрать Высоцкого. Однозначно. И не только потому, что тяжелое состояние, но и потому, что здесь ему просто нельзя быть. Нельзя.
Федотов сказал, что нужно согласовать с родителями, хотя зачем в такой ситуации согласовывать?! Сульповар сел на телефон, позвонил.
По-моему, он говорил с Ниной Максимовной, она сказала:
— Ребята, если нужно, конечно, забирайте.
Интересно, помнит ли она этот разговор?..
Но дальше все уперлось, что у него через неделю самолет. Кажется, он должен был лететь в тайгу: домик за триста километров от жилья… Тогда мы стали думать, что делать сейчас… Забрать к себе на неделю — это практически исключалось. Потому что к Высоцкому — не только в реанимации, но и в институте относились уже очень негативно. Особенно — руководство, потому что они понимали: институт «курируют» сверху. Да еще совсем недавно была целая «наркоманная эпопея», по этому делу несколько наших сотрудников попали за решетку. Так что на неделю никак не получалось, но на два-три дня мы бы могли его взять…
Два-три дня подержать на аппарате, немного подлечить… Леня Сульповар говорил вам, что интубирование создает угрозу голосовым связкам, — но что говорить о потере голоса, если вопрос стоит о жизни и смерти?! А пневмонии, как осложнения при лечении на аппарате, — во-первых, бывают не так уж часто, а во-вторых, их можно избежать… Конечно отдельный бокс — это идеальный вариант, но какой бокс? Вот я вспоминаю нашу старую реанимацию… У нас был один большой зал — наш «центральный цех», как мы его называли. Там было пять или шесть коек. Потом — ожоговый зал — чуть поменьше. И была проходная комната, где стояла одна кровать. Ну какой это бокс? Бокс — это что-то отдельное, со своим входом.
Так что вопрос стоял главным образом только о длительности… Мы же видели, в каком он состоянии: в глубоком наркозе плюс асфиксия — это однозначно — надо было его забирать. Если бы речь шла о любом другом — даже о пьянчужке на улице — забрали бы, да и все! А тут все уперлось: по- моему, каждый хотел сохранить свою репутацию…
Федотов почему-то вел себя очень агрессивно, он вообще не хотел госпитализации. Вначале ссылался на родителей, потом говорил, что справляется сам…
Я говорю:
— Как же ты справляешься?! Практически ухайдокал мужика!
Я тогда высказал все и, по-моему, в достаточно грубой форме.
Леня Сульповар… Мне тогда не очень понравилась его позиция — он немного пошел на поводу у Федотова… А Валера Янклович — кстати, это единственный человек, который, по-моему, знает все о жизни и о болезни, или он доверял нам, или еще что, но я не помню каких-то его вставок… И я понял тогда, что от меня мало что зависит… Немного сдался, что ли…
Потом говорили о самом оптимальном, на мой взгляд, варианте — пролечить Высоцкого на даче. Эту тему мы с Леней обсуждали, когда ехали в такси… Ведь ситуация из рассказа Валеры была достаточно ясной. Не афишируя, пролечить Высоцкого на даче, и пролечить на достаточно высоком уровне. Но в случае чего юридически мы бы отвечали сами — ну а что было делать?! Ведь практически все наши контакты были на грани дозволенного и недозволенного. И в Склиф мы его проводили всегда под каким-то другим диагнозом…
Как лечить на даче? Есть такой метод: обычно мы применяем его при суицидальных попытках, когда человек пытался повеситься… Таких больных — и наркотизированных тоже — мы ведем на аппарате и на релаксантах… Причем используются препараты типа «кураре». Вы знаете, что стрелы с ядом кураре обездвиживают животных. Так и здесь — все мышцы блокируются, кроме работы сердца. И я предложил: провести Высоцкого на аппарате на фоне абсолютной кура- ризации. Разумеется, с какой-то терапией: подкормить, что- то наладить.
Какие сложности: очень трудно уловить момент, когда больной приходит в сознание… И, естественно, начинается возбуждение. Ну представьте себе, к вам возвращается сознается, и вдруг вы видите, что у вас изо рта торчит трубка! Человек не знает, жив он или мертв…
Иногда спрашиваешь такого больного:
— Вы знаете: на этом вы свете или на том?!
Вторая сложность: психическое состояние больного, когда он придет в сознание. Нужно постоянно его настраивать, то есть кто-то постоянно должен быть рядом.
