возмутительный рассказ об ударничестве того же автора. Боюсь, что найдется «великодушный» редактор, который его напечатает» (Власть. С. 751). Однако никаких решений по новой редколлегии «Красной нови» не будет принято, и весь удар критики обрушится на Платонова. Это было удобно еще и потому, что он не был членом РАППа. К тому же новая редколлегия «Красной нови» фактически не могла нести прямой ответственности за публикацию повести, потому что решение о передаче журнала «Красная новь» в ведение ФОСПа и создании новой редколлегии («в составе тт. Фадеева, Вс. Иванова, Л. Леонова, Горохова и Феликса Кона») было принято на заседании исполнительного бюро ФОСПа 21 февраля 1931 г., и весь март шло письменное согласование с членами правления состава новой редколлегии (см.: ИМЛИ, ф. 51, оп. 1, ед. хр. 21).
Ситуация вокруг публикации «Впрок» широко обсуждалась в московских литературных кругах. 11 июля 1931 г. осведомитель ОГПУ сообщал о рассказе П. Васильева: «Потом сообщил, что СТАЛИН прислал письмо в «Красную Новь» из трех слов: «Дурак, идиот, мерзавец» – это относилось к ПЛАТОНОВУ. ВАСИЛЬЕВ сказал, что ПЛАТОНОВ может быть кем угодно, только не дураком. Такие дураки не бывают. […] Потом он опять вернулся к ПЛАТОНОВУ, сказал, что ПЛАТОНОВ это предсказатель, что он гениален […]» (Андрей Платонов в документах ОГПУ. С. 851).
{152} В редакции газеты «Правда» и «Литературной газеты».
9 июня 1931 г. Москва.
В РЕДАКЦИЮ «ПРАВДЫ» и «ЛИТЕРАТУРНОЙ ГАЗЕТЫ»[426].
Просьба поместить следующее письмо.
Нижеподписавшийся отрекается от всей своей прошлой литературно-художественной деятельности, выраженной как в напечатанных произведениях, так и в ненапечатанных[427].
Автор этих произведений, в результате воздействия на него социалистической действительности, собственных усилий навстречу этой действительности и пролетарской критики, пришел к убеждению, что его прозаическая работа, несмотря на положительные субъективные намерения, приносит почти сплошной контрреволюционный вред сознанию пролетарского общества.
Противоречие – между намерением и деятельностью автора – явилось в результате того, что субъект автора ложно считал себя носителем пролетарского мировоззрения, – тогда как он таковым не являлся, тогда как это мировоззрение ему предстоит еще завоевать.
Нижеподписавшийся, кроме указанных обстоятельств, почувствовал также, что его усилия уже не дают больше художественных предметов, а дают пошлость, вследствие отсутствия пролетарского мировоззрения.
Классовая борьба, напряженная забота пролетариата о социализме, освещающая, ведущая сила партии, – все это не находило в авторе письма тех художественных впечатлений, которых эти явления заслуживали. Кроме того, нижеподписавшийся не понимал, что начавшийся социализм требует от него не только изображения, но и некоторого идеологического опережения действительности – специфической особенности пролетарской литературы, делающей ее помощницей партии.
Автор не писал бы этого письма, если бы не чувствовал в себе силу начать всё сначала и если бы он не имел энергии изменить в пролетарскую сторону своею собственное вещество идеологию. Главной же заботой автора является не продолжение литературной работы ради ее собственной «прелести», а создание таких произведений, которые бы с избытком перекрыли тот вред, который был принесен автором в прошлом.
Разумеется – настоящее письмо не есть самоискупление моих вредоносных заблуждений нижеподписавшегося, а лишь гарантия их искупить – и разъяснение читателю, как нужно относиться к прошлым моим сочинениям автора.
Кроме того, каждому критику, который будет заниматься произведениями Платонова, рекомендуется иметь в виду это письмо.
Москва. 9 июня 1931 г. Андрей Платонов.
Впервые: Русская литература. 1990. № 1. С. 230. Публикация В. Перхина.
Печатается по авторизованной машинописи, с восстановлением по автографу пропущенного машинисткой фрагмента (ИМЛИ, ф. 629, оп. 4, ед. хр. 2, л. 1–2).
Правка Платонова приводится по экземпляру машинописи, переданному им в редакцию газеты «Правда» (Архив РАН, ф. 520, оп. 2, ед. хр. 294, л. 1–2); хранится в фонде ответственного редактора «Правды» М. А. Савельева.
{153} М. А. и П. А. Платоновым.
10 июня 1931 г. Москва.
Москва. 10 июня. Дорогая Муся и Тотик!
Письмо твое воздушной почтой получил в 4 часа дня сего дня. Послано оно, судя по сочинскому штемпелю, 7-го. Значит, письмо шло почти 3 дня, т. е., наверно, поездом, а не самолетом, хотя и послано возд[ушной] почт[ой].
Изложу всё дело. Телеграмму получил. Устроил дебош в Литфонде[428]. Литфонд связался с ЦК профсоюза. ЦК сказал следующее: «Того, кого послал Литфонд (ребенка), те не виноваты. Виновата Лечкомиссия (этот дурень Беляев) [429] и Литфонд. Виновных надо отдать под суд» и т. д. Дело шло весь день. Литфонд, желая все же вывернуться, послал две телеграммы: одну тебе, другую Мих. Алексееву[430] (валету с бородой – он в Сочи). Я тебе тоже послал телеграмму. Все это ты уже получила и знаешь, в чем дело. Телеграммы эти лишь косвенно могут воздействовать на этих гадов, мучающих тебя с ребенком, а не прямо. Я это, конечно, понимал и
