– Но вы же так и не ответили…
– Неужто? – ухмыльнулся я самым циничным манером. – Я слишком высокого мнения о женщинах, чтобы пытаться сделать такую глупость, как признание их РАВНЫМИ нам, мужчинам. Мы, скажем так, взаимодополняем друг друга. Доступное нам сложно постижимо ими, но верно и обратное. Думаю, что никому и в голову не придёт использовать очаровательных девушек на работе по прокладке железной дороги или матросами в военном флоте. И столь же глупо выглядели бы мы, мужчины, в амплуа горничной или же портнихи. Зато те профессии, где важнее всего ум… Тут, я полагаю, всё зависит не от того, что находится между ног, а от того, что внутри черепа. Ведь никому из нас не придёт в голову сказать, что женщины не могут учить наших детей?
Естественно, такое никому в голову и не приходило. А раз так, то, пользуясь атмосферой согласия с последними словами, я перешёл к завершению своего выступления на эту тему, да и вообще всего нынешнего мероприятия.
– Образование, медицина и прочие области, где нужен развитый ум, – вот, по моему глубокому убеждению, то, куда вполне могут стремиться умные женщины. А «равенство»… Если суфражистки так сильно хотят ощутить его на своей шкуре – пусть поработают на плантациях рядом со столь нежно опекаемыми неграми или на богом проклятых фабриках Нью-Йорка, где и здоровые мужчины падают с ног от усталости. Всё, джентльмены, наш разговор окончен. Думаю, что мы с вами ещё встретимся. Потом, когда появятся новые темы для разговора. Не менее важные, нежели те, которые мы затронули сегодня.
Звучали ещё какие-то вопросы, поднялся совсем уж неслабый шум, но… Мне до этого уже не было дела. Сказано «всё» – значит, и впрямь всё, без вариантов. Поднявшись, я кивнул в сторону излишне возбуждённых журналистов, развернулся и вышел из гостиной, тем самым окончательно отсекая любые попытки вытянуть дополнительную толику информации для статей. Ну а следом за мной гостиную покинули сёстры, Джонни и Вильям. И к последнему у меня был оч-чень серьёзный разговор!
Эх, какое большое желание было у меня не просто пригласить Вилли поговорить к себе в кабинет, а притащить его туда за ухо, словно нашкодившего школяра! И вовсе не потому, что подбивал клинья к Елене. Причина была в том, что и словом не обмолвился, поганец хитрозадый. Однако естественный душевный порыв удавалось сдерживать. Вилли топал себе следом за мной, явно ничего не подозревая. Ну-ну, сейчас мы с тобой побеседуем!
Вот и кабинет. Жестом приглашаю Степлтона зайти внутрь, затем закрываю дверь на ключ, чем вызываю у друга покамест лёгкое недоумение. Ведь что-то подобное я делал крайне редко. Вот только суть происходящего до него пока явно не доходит. Ладно. Предлагаю присесть, ссылаясь на важность предстоящего разговора, но сам при этом остаюсь стоять. Забеспокоился, пусть и самую малость… Ничего, немного понервничать – от тебя не убудет. Выдерживаю небольшую паузу и, как только Вилли собирается было что-то сказать, ла-асково так спрашиваю:
– Вот ответь ты мне, старый друг, что делать брату, у которого вокруг одной из сестёр тайно крутится ухажёр? Только честно, без утайки.
– И как узнал? – тяжко вздохнул Степлтон, хорошо понимая, что тайна перестала быть таковой. – Всё же тихо было, никто и ничего…
– Взгляды особо пристальные, они порой говорят не хуже слов. Ты на неё поглядывал, она таким же манером на тебя. Я же вас обоих слишком хорошо знаю. Да и ты, Вилли, как-то очень резко переболел «чуйствами» к Люси Пикетт. Ясно же было, что нашёл девушку в ином, незамужнем положении. Причём ту, которая тебе действительно нравится.
– Что теперь?
Грустно так это прозвучало, как будто я тут ему ногти вырывать собираюсь или зубы напильником стачивать. Не дождётся! Хотя хлопот он на свою влюблённую голову обрёл немалое количество.
– Буду тебе, Вилли, изощрённую пытку устраивать. Не телу, а разуму. Сам же знаешь, что у семейства Станичей есть определённые традиции. Вот и должен будешь соответствовать, если тебе действительно дорога Елена.
– Не сомневайся, Виктор! Она… она такая… А что я должен сделать, чтобы соответствовать?
– И много, и мало одновременно. Это с какой стороны посмотреть. Для начала, как Елена, так и дети будут носить двойную фамилию, Станич- Степлтон, ну или Степлтон-Станич, не суть как важно.
– Согласен.
– Так и я думал, – усмехнулся я. – А второе условие тебе особенно понравится. – При этих моих словах Вилли страдальчески уставился в потолок. Понял, что сейчас ему станет тоскливо. Ну а я и не собирался идти вразрез с обуявшим его нехорошим предчувствием. – Русский язык учить будешь. Да не абы как, а с чувством, с толком, с расстановкой, как говаривал один великий поэт. А чтобы стимулов учить побольше было, свадьба состоится тогда, когда сможешь нормально читать и говорить на моём родном языке. Ну и в-третьих…
– Есть ещё и в-третьих?
– А как же! Да не пугайся ты так. Мне нужно будет подтверждение от Елены, что она хочет выйти за тебя замуж.
Степлтон облегчённо выдохнул, услышав, что третье условие и не условие вовсе, а всего лишь подтверждение серьёзности намерений со стороны девушки. Но почти сразу не преминул высказаться:
– Любишь ты, Вик, страху нагнать. Я уж подумал, что условия будут слишком тяжёлыми, а они оказались необычными.
– Нормальными, как по мне. Русский язык как следует выучишь, у детей фамилия Станич останется, а остальное… Если Елена хочет видеть тебя в
