Откуда он взялся, это чертов КамАЗ? Вылетел из-под «кирпича», внезапно, вздыбился непрошибаемою стеною… Игорь нажал на тормоз, но было уже поздно. Мишину занесло, ударило о бампер грузовика левым боком… Удар… Грохот… И все! Не помогли никакие «подушки»…
– Боже!
Довмонт проснулся в холодном поту. Вскочив с ложа, выбежал в горницу и, упав на колени перед висевшей в углу иконой Божьей Матери, принялся долго и страстно молиться.
– Помоги, помоги, святая заступница-дева! Сделай так, чтоб все это оказалось лишь только сном…
Сотворив молитву, князь несколько успокоился, но спать уже не ложился – просто боялся. Боялся увидеть опять… Да и небо за окном уже начинало светлеть, еще немного и первый луч солнца зажжет златом тесовые крыши Крома. Утро уже. Пора вставать.
Заутреню надежа и опора Пскова отстоял в церкви Святой Троицы. Снова долго молился, поставил свечки за здравие, а пред иконой Николая Угодника прочел особую молитву об охранении родственников от всякого рода зла.
Финоген-епископ, ныне самолично творивший службу, то и дело посматривал на князя, а после заутрени не поленился, подошел, спросил:
– Вижу, гложет тебя что-то, сыне. Небось, опять недобрый сон привиделся?
– Вот именно, что сон, отче, – склонив голову, тихо пробормотал Довмонт.
– Молись, молись, чадо, – благословляя, Финоген повысил голос. – Молись, и будет тебе удача во всем. Во вспомоществовании Божием не сомневайся и не ходи смурной – то есть грех.
– Знаю, – князь попытался улыбнуться, вот только улыбка вышла какой-то кривой. Впрочем, что нужно было делать, Игорь-Довмонт знал и, едва возвратившись в свои хоромы, послал Гинтарса за сыскными.
Те явились быстро – еще бы, сам князь отправил гонца! Знать, дело важное, спешное – некогда и сны досмотреть. Вошли, поклонясь, встали скромненько у порога: Степан Иваныч, тиун и двое лучших его парней – Осетров Кирилл с Семеном.
– Ну? – сидя в резном кресле с высокою спинкой, Довмонт обвел вошедших хмурым взглядом. – Что скажете? Долго еще будете сбежавшего жреца искать?
– Сыщем! – пригладив бородку, тут же уверил тиун. – И уже очень скоро.
Едва сдерживая гнев, князь покривил губы:
– Что сыщете – не сомневаюсь. Вот только – скоро ли?
Кирилл Осетров выставил вперед пухлую ногу, обутую в лиловый персидский сапог:
– Дозволь молвить, княже?
– Ну!
– Кольша наш, младшой, думаю, отыскал уже беглеца. Вот-вот объявиться должен.
– Должен? – Довмонт издевательски ухмыльнулся. – Ну-ну… Как бы нам его самого не искать!
Надежа и опора Пскова как в воду глядел! Не явился Кольша в сыскную избу ни утром, ни даже к обеду… А ведь всегда в это время прибегал, даже если и что-то срочное да важное делал.
– Видать, князь-то наш прав оказался, – скорбно покачав головой, протянул тиун. – Искать отроца надобно. И, чувствую – чем скорее, тем лучше. Где его черти носят – ведаете?
– А пес его…
Семен махнул было рукой, но вдруг прикусил губу:
– Скоморохи! Он что-то про них памятил… Может, беглец-то наш со скоморохами снюхался?
Постучав пальцами по столу, Степан Иваныч прищурился и скептически хмыкнул:
– Со скоморохами, говоришь? Так их уж в городе нету. Одначе все одно. Становище их проверьте… И того, на чьей землице те кощунники-глумы жили.
Завтра же, на день праведника Иова Многострадального, Довмонт навестил соседний Мирожский монастырь, основанный лет двести назад на левом берегу реки Великой. Не без помощи князя, ныне монастырь стал центром православной культуры и образования (монахи переписывали книги и даже делали переводы с древнегреческого и латыни). Обитель первой встречала врагов – немцев, литовцев и прочих – башни его служили дозорными вышками. Еще и по этой причине Довмонт не обделял вниманием обитель, часто советуясь с игуменом, отцом Варсонофием, не только по духовным, но и по военным делам. Поднявшийся еще с раннего утра ветер к обеду еще больше усилился, погнал по Великой-реке грозные темно-синие волны, рассупонил, разогнал тучи-