облака.
В честь приезда высокого гостя обедню вел сам настоятель. Осанистый, чернобородый, с широким смуглым лицом, он чем-то напоминал грека, однако был истинно по-русски открыт и прост душою… в отличие от того же Финогена-епископа. О! Тот-то был себе на уме, из тех, кому палец в рот не клади – всю руку заглотит. Иное дело – отец Варсонофий, за справедливость и простоту души его все в округе уважали и чтили. Все священное действо происходило в величественном Спасо-Преображенском соборе – первом каменном расписном храме на Руси, выстроенном на средства новгородского епископа Нифонта, кстати – грека. Как и византийские храмы, собор имел в плане вид равноконечного креста, каковым и оставался даже после недавней перестройки, хотя снаружи теперь напоминал куб. К слову сказать, каждый кирпичик храма был помечен крестом, что имело магическое значение. Слушая Варсонофия, князь машинально крестился, любуясь великолепными фресками, покрывавшими все стены собора. Рядом ревностно клали поклоны сопровождавшие Довмонта бояре – Козьма Косорыл, Митря Лобзев, Федор Скарабей и прочие, всего человек двадцать, да у каждого еще – слуги. Вот и выходило этакое многолюдство! Лишь Гюряты Собакина не было: тот спешно восстанавливал все свои хозяйства. Князь хоть и настиг рыцарей, да те успели не только пограбить, но и пожечь, и многие постройки разрушили. Приходилось теперь восстанавливать, а без хозяйского пригляду – как? Вот и обретался Гюрята у себя в вотчинах.
После обедни князь в сопровождении отца настоятеля, бояр и прочей свиты отправился обозревать башни. Большую часть монастырской стены ремонтировали совсем недавно, но все же кое-что еще требовало доработки. К примеру, неплохо было бы углубить ров, да выкорчевать пробивавшиеся на той стороне кусточки, чтоб вражинам, в случае чего, от стрел было прятаться негде.
– Стреляют-то твои чернецы как? – обернувшись к иноку, поинтересовался Довмонт.
Игумен улыбнулся в бороду:
– Ты не сомневайся, сыне, стреляют добре. Самолично третьего дня проверял. Понимаю, молитва – молитвою, но и оборонять обитель надобно дюже! Ты бы, княже, ратников на подмогу прислал. Башен-то у нас много, а монаси…
– Пришлю, – коротко кивнув, Довмонт спустился к мостику, как вдруг…
Как вдруг верный Гинтарс коршуном бросился на своего господина и друга! Налетел, сбил с ног, едва ль не в ров, закричал, оборачиваясь:
– Все сюда! Сюда все! Закрывайте князя! А вы все – быстро вон к той башне!
– Что такое? – быстро спросил Даумантас.
– Стрелок, мой кунигас, – прищурившись, воин отвечал по-литовски, как в старые добрые времена, когда еще подростком хаживал с кунигасом Даумантасом в ливонские земли.
– Стрелок?
– Там, на башне. Там очень удобно для засады…
– Но там же монахи! Отец Варсонофий…
– Да-да, монахи!
– А впрочем, глянем. Быстрее! Бежим.
Уже все бежали к башне – и дружинники князя, и бояре, и свита. Так что Довмонт с Гинтарсом и отцом настоятелем поднялись на смотровую площадку последними. Пришлось даже прикрикнуть:
– А ну, расступились все!
Рванул шапки порыв ветра. Ратники, а следом за ними – и бояре, поспешно отошли в стороны, после чего князь, наконец, смог рассмотреть все, что творилось на башне. Собственно, ничего особенного там не творилось, просто лежали один подле другого два трупа – дюжего чернеца-монаха в длинной черной рясе и худощавого молодого парня. Его узкое, почти совсем детское лицо, обрамленное длинными светлыми локонами, казалось умиротворенным и гордым, в широко распахнутых навеки застывших глазах отражалось синее, с белыми плывущими облаками, небо.
– Где-то я его уже видел, – вполголоса пробурчал Гинтарс. – Только не помню, где.
– А вот и оружие! – нагнувшись, отец Варсонофий вытащил из-под убитого юноши арбалет. Небольшой, еще довольно примитивный: выточенное из какого-то твердого дерева ложе, тисовый лук, металлический спусковой крючок, стремя, служившее для натягивания тетивы – арбалетчик упирался в него ногою.
– У него еще три стрелы, – верный Гинтарс тут же обыскал убитого, предъявив князю явные доказательства причастности того к покушению.
– Чем его убили? – велев лишним уйти, тихо уточнил Довмонт.
Верный оруженосец опустился на колени, перевернул тело… и удивленно присвистнул:
– Похоже – нож, мой господин. Сзади, под ребро – прямо в сердце. Тот, кто бил, был ловок. И знал, куда бить.
Князь хмыкнул:
– Ну, это все мы знаем. Еще что есть?
– Кроме стрел – ничего. Ни перстней, ни даже креста нательного. От кинжала – одни ножны.
