началось… Йомантас, жрец!
Ну, точно он! Все всяких сомнений. И лицо, и фигура, и наглый пронзительный взгляд… И улыбка, надо сказать, весьма обаятельная…
– Монахов видишь? – Довмонт скосил глаза на Козьму.
Кивнув, боярин сразу же насторожился:
– Ну?
– Имать их надобно, – жестко приказал князь. – Всех четверых. Особенно – вон того мосластого.
– Имать? – Козьма Косорыл любил все уточнять, даже прямой приказ защитника Пскова.
– Имать, – подтвердил Довмонт-Игорь. – Жестко, незаметно и быстро.
– Сделаю.
Приложив правую руку к сердцу, боярин подозвал воинов…
Четверых схваченных монахов допросили уже па псковской земле, устроив ночевку. Допрашивал лично князь, как ему и положено по статусу – вел дознание. Уже поднабравшись опыта в этом деле, Довмонт не стал говорить с подозрительным типом вот так, сразу, нахрапом. Сперва допросил «монахов». Причем в присутствии епископа, смиренно попросив старца Финогена задать задержанным несколько простеньких богословских вопросов. Кивнув, хитрый епископ тут же поинтересовался единосущностью Троицы и филиокве – исходит ли Святой Дух только от Бога-отца или еще и от Бога-сына тоже?
Задержанные в ответ не сказали ни слова. Троих старших «монахов» допрашивали по очереди, к «Йомантасу» же Довмонт еще и не приступал, оставил «на сладкое».
– Не монаси они, – твердо заявил отец Финоген. – Нет, не монаси.
Кто бы сомневался, ага…
Не добившись от странников ни слова «по добру», князь, однако же, не спешил приступать к пыткам. Если это упертые язычники литовцы, так любое воздействие бесполезно в принципе. Смерти язычники не боятся, наоборот, считают ее высшей доблестью, к слову, и самоубийство чтут так же.
– Давайте молодого, – наконец, приказал Довмонт. – Этих же покуда связать – и в возок. Во Пскове бросим в поруб… а там поглядим.
Допрос князь вел на неширокой опушке невдалеке от главного тракта – на Изборск и Псков. Место было открытое, ветра дули, да и снега нападало маловато, так что видна была, торчала тут и там жесткая желтая стерня, за которой унылой стеною вставал лес.
Парня привели под руки, притащили, бросили на колени в снег.
Довмонт ласково улыбнулся и произнес по-литовски:
– Ну, здравствуй, Йомантас. Лабас ритас!
Парень вздрогнул, затравленно посмотрев на князя. Вздрогнул и что называется – «поплыл», явно не отличаясь стойкостью своих старших товарищей.
– Откуда вы знаете мое имя, господин?
– Ну, хватит притворяться, парень, – нахмурился Игорь. – Давай рассказывай, как очутился здесь?
– А, вот вы о чем… Дак как… – Йомантас пожал плечами. – В Плесков вот решил податься… на зиму. Подзаработать, я ведь каменщик.
– Каменщик? – насмешливо хмыкнул князь. – А я-то думал – монах.
– Ах, вы про рясу? Ряса – их. Ну, моих спутников… Эти добрые люди дали, а я… а моя одежда… ее почти всю отобрали разбойники, и вот…
Да уж – вот вам и «поплыл». Задержанный явно валял дурака, не собираясь признаваться ни в чем.
Игорь закусил губу и недобро прищурился: не хочешь говорить? Ну, это мы еще посмотрим…
– Хватит болтать попусту. Ты, может быть, не узнал меня, парень? Так я не гордый, отойду, повернусь к солнышку… Так лучше видно?
Издевательски хмыкнув, Довмонт встал лицом к солнцу, только что выглянувшему из-за плотных серовато-белых облаков. Постоял немного, прикрыв глаза, потом вновь подошел к парню и устало сказал:
– Ты ведь язычник, Йомантас, я знаю. Мало того – языческий жрец. Криве!
– Кунигас! – это слово, казалось, вырвалось наружу помимо воли жреца. Тот просто не сдержался, узнав князя.
Без бороды и усов, верно, сделать это было непросто. Тем более Йомантас видел Игоря уже довольно давно.
– Помнишь Ольгу, Утену, языческий праздник? Как ты заманил нас… Как твой дружок, чертов жрец…
Заходясь гневом, кунигас вытащил меч… Еще немного, и он срубил бы поганую голову молодого жреца одним ударом. Срубил бы, если б не отец Финоген.
Епископ вовремя подхватил Довмонта под локоть:
– Не спеши, княже. Успеешь еще убить.
И в самом деле – особенно-то спешить некуда.
– Благодарствую, отче…