Интернет животных. Новый диалог между человеком и природой

окрыленной любовью, но исчерпывающейся подсчетом количества птиц и коллекционированием видов. И то, и другое – суть формы эстетической систематизации, которая подчиняет природу логике наблюдателя и соотносится именно с ним, а не с природой как таковой. Орнитологи поддерживают эстетическую биофилию, благо она официально признана необходимой образованному человеку и до сих пор соответствует представлениям эпохи Гёте. Природа для человека – сфера мысленного бегства в поисках самого себя, разочарованного цивилизацией и обретающего спасение в природной чистоте. Мода на Birdwatching дает замечательный пример культурной трансформации отношений между человеком и животным, некогда носивших экзистенциальный характер, в наблюдение как таковое.

Орнитологическая страсть к коллекционированию являет собой первую форму компенсации в далекой от природы современности. Вторая состоит в эстетической реконструкции вольной жизни зверей, каковую мы наблюдаем в зоопарках и в сафари-парках. Здесь – при постоянном увеличении финансовых затрат – моделируются якобы подлинные природные диорамы. Реконструкция вольной жизни оживляется по правилам игры в прятки. В зоопарке, бывает, вовсе и не увидишь зверей, ради которых куплен билет в кассе, потому что они спрятались от глаз в пещерах из папье-маше. Посетители не просто готовы принять, но даже жаждут такого. Отчего же? Оттого, что момент неожиданности, внезапного появления зверя из укрытия в биотопе за оградой, организованном весьма близко к жизни, порождает то самое чувство, какое мы испытываем при встрече со зверем на воле. Можно утверждать, что посетитель идет в зоопарк, чтобы не увидеть зверя и вновь пережить утраченное чувство свободы. Не увидеть зверя в зоопарке – эта напряженность ожидания снова превращает нас в охотника и собирателя посреди саванны.

При посещении зоопарка то и дело происходят сбои и неожиданные события, наглядно доказывающие, что пережитая здесь встреча с природой – фикция. Идея зоопарка основана на театральности, на инсценировке островка свободы. Однако данный островок существует в пределах реального мира, а тот постоянно вмешивается в островную жизнь, разрушая созданную иллюзию. И тогда посетитель замечает, что сам живет внутри компенсаторной системы. А замечает потому, что ему не хватает слов для описания увиденного. Только личное воспоминание способно проиллюстрировать дистанцию между ним и животным, выявившуюся во время посещения зоопарка.

Мюнхен, октябрь, солнечный день. Октоберфест закончился. Мюнхенская «Бавария» теперь уже единоличный лидер турнирной таблицы. В городе царит победное настроение, вопреки наступающей осени. Деревья на берегах Изара отливают красным, охряным, бурым. В пивных звенят бокалы. Мое семейство собирается в зоопарк «Хеллабрунн» – это едва ли не единственное место для прогулок, куда родители и дети отправляются с удовольствием, не вступая в пререкания. Мы останавливаемся у вольера, где живет медведица с медвежатами. Дети, прорвавшись сквозь толпу посетителей, прижимаются носами к толстому бронированному стеклу. Охают и ахают. Ой, какие же миленькие и маленькие эти медвежата! Как вдруг появляется тень: уточки летят стайкой ко рву, заполненному водой и отделяющему медведей от посетителей. Мамаша-утка и трое утят, маленьких и миленьких. Дальнейшие события развивались быстро: медведица не колебалась ни секунды. Бросилась в воду, одним махом разогнала утиный выводок, раз – и проглотила утеночка, только перышки полетели. И потопала к своему потомству, нежащемуся под осенним мюнхенским солнышком. Посетители замерли от ужаса. В первом ряду раздались всхлипы и возгласы «Ой мамочки!», а в это время мозг у мамочек и папочек заработал на высоких оборотах: как объяснить это ребенку? Как же? Ведь сегодня утром мы отправились сюда не ради такой встречи с природой! Я и сам был среди тех отцов, которые не нашли правильного ответа на этот вопрос.

Исследователи из Лондонского зоологического общества (London Zoological Society) также убедились в том, что мы не находим подходящих слов для описания природы, поскольку утратили с нею физический контакт. Они отправились в фототур по следам сибирского тигра, однако в объективе их фотокамеры оказалось совсем другое зрелище, а именно: беркут забивает пятнистого оленя – огромного, во много раз превосходящего размерами его самого. Такое увидишь нечасто. Впечатляющие фотографии появились в СМИ¹⁴. Журналист газеты Die Welt озаглавил свой репортаж так: «Редкое и жестокое зрелище, запечатленное камерой». А в нижеследующем тексте говорилось: «На юго- востоке России беркут напал на безобидного пятнистого оленя и когтил его до тех пор, пока олень не испустил дух». Подбор обличительных слов говорит сам за себя. Глазам читателя, оценивающего происшествие, предстает и «жестокость» зрелища, и агрессивность беркута, и «безобидность» оленя. Столь же справедливо было бы назвать «жестокостью» поедание оленем коры у «безобидной» березки. И так далее, до бесконечности. Мораль речевого рефлекса указывает на нашу удаленность от того, что действительно происходит в природе. Сентиментальное отношение к ней преобладает, переводя природу как таковую в координаты морали и не допуская описания подлинных фактов.

Мы не осознаём данной дистанции в первую очередь потому, что в обычной жизни имеем дело с гуманизированными животными, причем в немыслимых доныне масштабах. Повторюсь, на всем белом свете никогда не было столько домашнего зверья, сколько теперь. В одной только Германии – более 20 миллионов. Однако все эти собачки, кошечки и птички не взяли на себя ту роль, что выполняли животные прежних времен. А раньше они служили человеку. Сегодня домашние животные, как правило, не приносят никакой пользы, зато становятся полноправными членами семьи. Они – часть социального окружения их хозяев. Домашних животных возвысили до существ, достойных моральной квалификации. Для истории человечества это – новый этап. В XIX веке во Франции дохлых собак просто бросали в Сену, но уже спустя полвека положение вещей изменилось. Парижские буржуа вдруг стали хоронить своих зверюшек на специальных кладбищах и на память заказывать чучела породистых такс для украшения каминной полки. Собаки обрели шкафы для одежды, где отныне хранились сапожки, банные халаты и купальные костюмы. Животные стали социальными существами, заменой человека; так к ним относятся и сегодня. Делают подарки, дают человеческие имена, наряжают, а порой и хоронят так же, как людей¹⁵.