- Нет... но я проверю.
Слова удалось выдохнуть с огромным трудом. Словно в полусне я видела, как Казанский разворачивается и бежит в сторону ворот, чтобы искать Любу. Кто-то что-то спрашивал у меня - кажется, это была Оля, пока я шла на неверных ногах к дому, прекрасно понимая, что дочери там быть не может.
Близнецы по сотому разу обходили улицу, Казанский так и не вернулся, я, пытаясь держать себя в руках, сидела на крыльце, допивая порцию корвалола, на которой настоял врач, потревоженный звонком Ольги, когда я схватилась за поясницу в очередной раз.
- Давайте вызовем полицию, - снова предложил Сергей, и Оля помотала головой.
- Потом это обсудим. Сначала дождёмся Лёшу.
- Окей.
Я уткнулась взглядом в свои колени, соображая, где может быть Люба. Мне не давал покоя спор дочери с Алексеем, который они затеяли днём. И хоть было совсем непохоже, чтобы Люба вредничала таким образом, я очень надеялась, что причина её пропажи кроется именно в этом.
- Кажется, я знаю, где она... - выдохнула я, поднимаясь с крыльца. - Если найду - позвоню Лёше.
Поднимаясь по крутой и довольно хлипкой лесенке, ведущей в домик, что был устроен на кроне дерева, я молилась, чтобы не оступиться и не рухнуть вниз. И чтобы дочь оказалась внутри. И как только мы сразу не догадались поискать здесь?
Через несколько секунд двери домика открылись и из них высунулась Люба, внимание которой, видимо, привлёк скрип лесенки. Облегчение затопило с головой, но я не произнесла ни слова, продолжая свой путь наверх. Смогла выдохнуть только когда оказалась в домике и набрала номер Лёши, чтобы сообщить ему о том, что пропажа нашлась.
Сама Люба наблюдала за мной с опаской, но на лице её было написано упрямое выражение - подбородок вздёрнут, и сама малышка, кажется, до победного готова отвоёвывать свою свободу и возможность вот так пропасть без предупреждения.
- Наверное, не стоит говорить, что так делать нельзя, - стараясь придать голосу строгости, проговорила я, присаживаясь на перевёрнутый кверху дном ящик, который служил в домике и столом, и стулом, и диваном.
- И тебе залезать сюда тоже нельзя.
- Потому что это домик для детей?
- Нет. Потому что ты могла упасть.
- Мне бы не пришлось этого делать, если бы ты здесь не спряталась.
Люба кивнула, соглашаясь с моими доводами, после чего отошла и принялась смотреть в криво вырезанное в досках окно, выходящее на поле, залитое оранжевым светом вечернего солнца.
- Я думала, папа догадается, что я здесь. Придёт и мы поговорим.
Интересно, была ли я такой же в семь лет? Кажется, совсем нет. Но как же на нас непохожи дети и сравнивать себя и их - глупо. Равно как и навязывать им то, что они категорически не желают принимать.
- Вы с папой обязательно поговорите. Только сейчас он придёт немного в себя. А пока поговорим мы с тобой.
-Ты будешь меня ругать?
- Не буду. Хотя, ты заслужила. Просто расскажу тебе кое-что, и ты сама решишь, будешь так дальше делать или нет. Идёт?
- Идёт. Но я уже всё равно, наверное, не буду.
-То есть, не рассказывать?
- Расскажи... пожалуйста.
Сделав глубокий вдох, смотрю на дочь, на лице которой написан искренний интерес. Тема Лины была табу в общении Алексея с Любой, и он истово оберегал этот секрет. Наверное, даже сейчас я не имела права вмешиваться в это и выдавать ту тайну, которая принадлежала не мне, но если гиперопека Казанского и дальше будет приводить к таким последствиям...
Когда родилась старшая дочь, наверное, только тогда я смогла прочувствовать весь ужас того, что пережил Алексей, когда не стало Лины. Вскакивала ночью даже когда Люба спокойно спала в своей кровати, проверяла, всё ли с ней в порядке. И сам Казанский тоже, видимо, делал всё, чтобы предвосхитить какие-то трудности, пусть порой это и доходило до абсурда. Но Люба, по крайней мере, имела право знать, почему так происходило, чтобы лучше понимать отца.
Опасаясь, что после обязательно отхвачу от Лёши, я начала медленно, взвешивая каждое слово, рассказывать:
-Ты уже наверное, знаешь, что мы с твоим папой познакомились за два года до того, как родилась ты. А до этого каждый из нас жил своей жизнью и даже не подозревал о существовании другого.
- Знаю. И папа сказал, что ты родилась, когда ему было десять лет. Потому он такой старый.
- Это папа так шутит. Ничего он не старый.
- Я ему так же сказала.
