близко к сердцу восприняла их сегодняшнюю размолвку, вот и решила показать характер.
Он поднялся с обочины и пошёл к дому Ольги и Сергея. Ему физически необходимо было увидеть дочь и убедиться, что с ней действительно всё в порядке.
Остальные заканчивали ужин, а Казанский и Люба устроились в детской, где дочь всегда читала ему сказки прежде, чем лечь спать. Не он ей, а наоборот. Но сегодня, вместо того, чтобы взять книгу, указала Алексею на свою кровать, на которой он с трудом, но поместился, легла рядом и крепко к нему прижалась.
- Почему ты мне не рассказывал про свою первую дочку? - задала она вопрос тихим тоном, и рука Казанского, поглаживающая Любу по голове, замерла. Значит, Вера ей всё уже поведала. Что ж, тем лучше.
- Потому что не хотел, чтобы ты переживала.
- Как её звали?
-Лина.
-Ты расскажешь мне о ней?
Она устроилась удобнее, и Алексей замер. Конечно, он расскажет ей, давно должен был рассказать. И ещё о том, как безумно, каждую секунду своей жизни боялся и будет бояться потерять её, Веру и их ещё нерождённую младшую дочь.
Он заговорил, сначала медленно, подбирая каждое слово, а после - рассказ получился больше похожим на поток, прорвавший плотину молчания. И с каждой минутой Казанский чувствовал, как высвобождается то, что он хранил и копил в себе годами. Только сейчас всё другим казалось - как будто именно это количество дней должно было быть отмеряно кем-то свыше, чтобы ему легче стало.
Люба уже уснула, а он всё говорил. Рассказывал в тишине детской, как впервые взял Лину на руки, как не мог свыкнуться со своей новой ролью, когда она только появилась в его жизни. О том, как пропустил всё самое важное, как ему тогда казалось. И о том, как не желал пропускать ни секунды из жизни Любы, словно это могло компенсировать ушедшее время.
-Лёш! - шёпотом позвала его Вера от двери, и Казанский очнулся, выходя из состояния, в котором пребывал. - Спать пойдём? Или тут останешься?
- Сейчас приду. Любу только уложу удобнее.
- Да оставь так, сколько раз в одежде засыпала.
- Посмотрим.
-Лёш...
-М?
-Ты на меня не сердишься?
- Нет. Наоборот. Хочу сказать тебе спасибо. В очередной раз.
- Правда?
- Да. Спасибо. Кажется, из нас двоих ты всегда знаешь, как будет лучше.
Он усмехнулся, приподнимаясь и перекладывая Любу на её подушку, и Вера лукаво улыбнулась и развернулась, чтобы пойти в спальню.
- Зря ты это, Казанский. Такое оружие в руки женщине давать нельзя.
И её тихий смех заставил его тихо рассмеяться ей вслед.
Несколько лет спустя
- Я не выйду за него замуж! - решительно заявляет Люба, когда я распахиваю дверь после того, как бесперебойный звук дверного звонка более полуминуты разливается по квартире трелью.
- Мам! Кто там? Мне даже через наушники слышно! - раздражённо кричит Надя из своей комнаты.
- Почему ты в наушниках? - кричит в ответ Алексей из гостиной. - Ты должна делать уроки!
А я стою, смотрю на старшую дочь, в глазах которой застыли непролитые слёзы и подбородок которой дрожит, вижу кривую улыбку, что она изо всех сил пытается удержать на лице, как хорошую мину при плохой игре, и не знаю, что ей ответить.
- Вер, да кто там уже? - уточняет Казанский, десятью минутами ранее устроившийся в гостиной, чтобы поработать в тишине.
Из комнаты младшей дочери высовывается любопытная мордашка Нади, которая, увидев, что пришла всего лишь старшая сестра, разочарованно вздыхает.
- Это Люба, - отвечаю сразу всем и никому в отдельности. И добавляю чуть тише: > И она не выйдет замуж за Аркашу.
Всё объясняется через пять минут сбивчивого рассказа дочери, и я выдыхаю с облегчением, едва не смеясь. Мы сидим в кухне, куда пришла даже Надя, хотя, сейчас она была в возрасте, когда её гораздо больше интересовали собственная жизнь, музыка и общение в сети с друзьями, чем то, что происходило в семье. Особенно, если речь шла о замужестве старшей сестры, с которым, вроде как, всё было решено ещё полгода назад.
- Он не сказал мне, понимаешь! Не сказал, что собирается уезжать, и что я вроде как планирую ехать с ним! Нет, ты можешь представить, папа? Я
