Вообще в многомесячной истории подъема погибшего атомохода столько символического, что даже штатские начинали понимать моряков, свято верящих в приметы. Когда сторожевой корабль «Задорный» с журналистами на борту уходил от «точки «Курска» (тогда лодка еще лежала на дне), в ночном небе неожиданно вспыхнуло северное сияние, редчайшее для сентября явление и добрый знак. А когда эскадра особого назначения выстроилась в походный ордер для сопровождения баржи «Гигант» с принайтовленной к ее днищу субмариной, над местом, где осталась носовая часть лодки, прошла большая стая дельфинов. А чего стоит факт, что президент компании «Смит Интернэшнл» в свое время был командиром подводной лодки (потом он возглавлял внешнюю разведку Голландии) и не раз следил за нашими атомоходами в этом регионе.
Впрочем, иногда с символикой был явный перебор. К примеру, на «бейджиках», которые изготовили для аккредитованных на операцию журналистов в Информационном управлении администрации президента РФ, весело плескалось голубое море. «Как будто мы на фестиваль собрались, – заметил кто-то из коллег, – хотя бы догадались траурной рамкой обвести… А в целом, отдадим должное ведомству г-на Ястржембского, сработало оно неплохо. И, видимо, в Кремле учли все ошибки позорного августа прошлого года.
В период информационного «безрыбья» прессу занимали экскурсиями, вывели в море, свозили на завод «Нерпа», где будет разделываться «Курск», на полигон морской пехоты Северного флота и т. д. Кстати, когда в Мурманск прибыл небезызвестный «эколог» Александр Никитин, решивший воспользоваться большим «скопищем» журналистов для презентации доклада «Беллуны» «Атомная Арктика. Проблемы и решения», «дети Ястржембского» тут же «наложили» поездку на «Нерпу» на время презентации. Изящно и эффективно: в итоге к Никитину пришли два-три человека из местной прессы.
Гораздо сложнее стало работать, когда «власть в Рослякове» перешла к следователям. Несмотря на полную открытость самого генерального прокурора, «выбить» хоть какую-то информацию от начальника департамента информации Генпрокуратуры Леонида Трошина, который сопровождал Владимира Устинова, было практически невозможно. Кстати, в док Росляково был допущен корреспондент Интерфакса, а журналистов государственного ИТАР-ТАСС на место работ не пустили.
В пресс-центре, по данным ведомства Сергея Ястржембского, было аккредитовано более тысячи журналистов и технических работников. В Мурманск же приехали не более сотни. Простота некоторых, особенно телевизионных «звезд», поражает. Большинство даже не удосужились посмотреть схему «Курска», ознакомиться с азами технологии подъема. Начальник пресс-службы Северного флота Владимир Навроцкий извел кучу бумаги, объясняя детали подъема, хотя все это тысячу раз публиковалось и размещалось в интернете.
Аркадий Мамонтов (РТР), приехавший на Север в самый момент подъема «Курска» и не сразу «въехавший» в тему, радовал экспромтами. Когда в прямом эфире он сравнил операцию по заводке «Курска» в плавучий док с изготовлением яиц Фаберже, тут же получил среди коллег соответствующее прозвище – «яйца Фаберже».
Некоторые приезжали с четкими редакционными заданиями. Корреспондент одного влиятельного американского журнала так прямо и заявил: «Я приехал писать, как не поднимут «Курск». После чего уехал в Киркенес, где в то время стояла баржа «Гигант», и в Мурманске больше не появился. Наверное, после общения с голландцами понял, что «Курск» все-таки собираются поднимать. Другой журналист, из российской газеты, во время июльского выхода к месту гибели «Курска» долго бегал по кораблю, мучаясь сомнениями: о чем бы написать. Спрашиваю: «Чего ты суетишься?» А он в ответ: «Понимаешь, приказано «мочить» Путина. А фактурки маловато». Я потом читал его публикацию: приложил президента он круто. Мол, слово президента обошлось стране в 100 миллионов «зеленых»… Но на сам подъем лодки коллега не поехал. Позвонил из Москвы, а на вопрос, почему не приехал, признался, что «редакция потеряла интерес к этой теме». Мне, может, тоже не слишком импонирует г-н Путин и то, что он делает, но, простите, никто, отправляя меня в Мурманск, не говорил, как и о чем писать…
Куда держит курс флот
По мнению следственной группы ГВП, спасти экипаж «Курска» было невозможно. Даже поиск подлодки, переставшей выходить на связь, начали в момент, когда атомоход превратился в братскую могилу.
Но в любом случае эта трагедия высветила то в жизни Военно-морского флота, что известно даже матросам-первогодкам, не говоря уж об офицерах, и что упорно не желают замечать главковерх и военачальники с большими шитыми звездами: флот умирает. На днях довелось полистать доклад «Беллуны», о котором говорилось выше. Там указаны сроки вывода из состава флота атомных подводных лодок. Даже если относиться к некоторым датам с сомнением, они просто шокируют: большинство атомоходов выведено из боевого состава флота в середине 90-х гг. Причем многие отходили всего по 12–14 лет (ничтожный для кораблей срок), а другие и столько не состояли в «боевом строю». Кстати, «Курск» был последним кораблем, который пополнил боевой состав 1-й флотилии атомных подводных лодок СФ более шести лет назад. После него – все, полная тишина.
«В 1989 году к нам на 1-ю флотилию, – рассказывает капитан 1 ранга Сергей Корсаков, в недавнем прошлом главный механик этого соединения, – приезжал командующий Объединенными силами в Европе. Так вот, он высказался тогда в том смысле, что наши подводники – герои. Но он своих подводников исполнять боевую задачу за ту цену, за которую исполняют наши моряки, никогда бы не послал». Что ж, героизм одних – это, как правило, разгильдяйство других.
В 80-х гг. на 12 лодок, находящихся в постоянной готовности в Видяеве, приходилось 18 экипажей (на каждые две лодки – по одному второму экипажу). Из дюжины две постоянно находились на боевой службе (БС), две возвращались с «бээски» и две шли в районы выполнения задачи. Экипажи остальных отдыхали, сдавали курсовые задачи и т. д. Укомплектованность атомоходов была стопроцентная. Если не хватало 1–2 человек – уже ЧП. С середины 80-х
