(Gegenthese)[115]; 2) восприятие и иллюзия различаются согласно порядку следования оттенков (Abschattungen), в которых дан предмет. Восприятие — это поток согласованных оттенков, без конца подтверждающих и удостоверяющих себя в единстве опыта, тогда как иллюзорное сознание есть поток несогласованных оттенков, конфликт которых изобличает отсутствие самого ее предмета. Разумеется, эти два критерия взаимосвязаны: доксическая модальность верования присоединяется к потоку согласованных оттенков, в то время как конфликт между конкурирующими явлениями влечет за собой доксическую нейтрализацию, в результате которой предмет дается только как «чистая видимость».
Следовательно, имеется некий элемент, общий как истинному явлению, так и чистой видимости, как опыту, так и псевдоопыту. Этот элемент предоставлен реально имманентными сознанию Abschattungen, которые то подтверждают и удостоверяют себя, то «взрываются» конфликтом, но которые населяют сознание, существует воспринятая вещь или нет. В силу этого общего элемента восприятие в целом сводится к иллюзии, но в одном случае к иллюзии, без конца подтверждающей саму себя, а в другом — к иллюзии как конфликту восприятия с самим собой. Будучи имманентными тождественными данностями, Abschattungen могут быть равно опорой то подлинных восприятий, то чистых видимостей, в зависимости от способа, каким они «следуют» друг за другом и каким они согласуются между собой. Иллюзия является самопротиворечивой, или вычеркнутой, реальностью, а реальность, если воспользоваться лейбницевской формулировкой Гуссерля, есть «связное сновидение»[116]. Назовем эту гуссерлевскую концепцию восприятия «конъюнктивистской», поскольку она утверждает, что одно и то же переживание, соответственно тому, каким образом оно связывается с другими переживаниями, может быть как восприятием, так и иллюзией. Конъюнктивистская концепция восприятия основывается на неустранимом остатке психологизма или ментализма. Действительно, как только появляется элемент (Abschattung), общий как явлению «во плоти», так и видимости, — нейтральный «феномен» по отношению к этому различию, которое преследует сознание независимо от существования или несуществования явленного объекта, — такой «феномен» должен принципиально отличаться от самого предмета, явленного при его посредничестве. Он не может быть не чем иным, кроме как ментальным посредником. И в самом деле, даже после трансцендентального поворота Abschattungen сохраняют у Гуссерля статус, полностью отличный от тех предметов, которые проявляются через них в набросках. Это реально имманентные данности, тогда как их предметы трансцендентны. Несмотря на свой разрыв с психологизмом, Гуссерль без конца сбивается на ту же самую колею.
К тому же конъюнктивистская концепция восприятия, которую он отстаивает, даже не позволяет по-настоящему понять различие между восприятием и иллюзией. В самом деле, представим, что позволительно провести различие между голубым цветом как имманентным и чистым содержанием моего актуального восприятия вазы и тем же цветом как объективным, действительно трансцендентным свойством этого предмета. Допустим вдобавок, что второй всегда может оказаться иллюзорным, тогда как первый — единственно несомненный. Приближаясь к вазе, меняя ее освещение, я могу убедиться, что она не голубая, а зеленая: конфликт между несовместимыми видимостями влечет за собой вычеркивание моего предыдущего восприятия. Но пытаясь таким образом свести различие между восприятием и иллюзией к различиям в последовательности оттенков, понимая иллюзию как вычеркнутое, выскобленное восприятие, а восприятие — как подтвержденную иллюзию, мы уже уступили скептицизму в главном. Ибо если восприятие может по праву рассматриваться как восприятие, только пока оно обнаруживает связный характер, то оно никогда не может по праву рассматриваться как восприятие, так как связность оттенков всегда временна и сущностным образом открыта всему спектру иллюзий. И если я с самого начала не знаю достоверно, что находящееся передо мной — голубая ваза, то непонятно, каким образом я мог бы прийти к этому открытию. Помещая различение восприятия и иллюзии в конец поистине бесконечного процесса подтверждения — то есть в конец того, что по определению не имеет конца, — Гуссерль фактически ратифицирует скептическое сомнение, тезис которого как раз и заключается в том, что в случае актуального переживания невозможно определить, лежит ли в его основе восприятие или иллюзия. И совершенно бесполезным было бы то возражение, что мотивы, побуждающие меня признавать существование вазы, постепенно обретают «вес» по мере того, как восприятие длится: ведь от того, что я десять раз обойду вокруг этого предмета, его существование не станет более достоверным, чем в первый раз. Либо оно имеется с самого начала, либо его не будет никогда.
Не состоит ли ошибка именно в допущении элемента, общего как явлениям, так и чистой видимости: тех самых Abschattungen, которые, будучи нейтральными по отношению к этому различию, не могут быть не чем иным, кроме как посредниками между миром и нами? Конъюнктивистской концепции, полагающей, что в зависимости от способа, каким переживание согласуется с другими переживаниями, оно может быть одновременно восприятием и иллюзией, и тем самым полагающей, что иллюзия и восприятие могут быть абсолютно неразличимы в тот момент, когда они переживаются, необходимо, стало быть, противопоставить дизъюнктивистскую концепцию, которая утверждает, что опыт есть или восприятие, или иллюзия, но никогда то и другое вместе. У явления в собственном смысле и у видимости нет ничего общего. Строго говоря, не существует иллюзорного восприятия, существуют только иллюзии восприятия.
В действительности конъюнктивистская концепция наталкивается на недостаточно проработанную феноменологию иллюзии в ее противоположности восприятию. Если феноменологически адекватным образом описать восприятие и иллюзию, можно увидеть, что способ данности их предметов различается
