— Но гробницы у них красивые, — беззаботно возразила Бланш. — На крышках высечены из камня их фигуры в полный рост, и очень искусно.
— Тем страшнее!
— Крипта, говорите? — мистер Форбиден в задумчивости провёл пальцем по своим губам. — Благодарю. Определённо туда загляну. — Лицо его было непроницаемо. — Идите. Уже смеркается, а вам стоит вернуться домой до темноты.
— Хотите сказать, нам есть чего опасаться? — стараясь ничем не выдать своего волнения, заметила я.
Уголки его тонкого рта дрогнули в намёке на улыбку.
— Вы и сами прекрасно знаете, мисс Лочестер. В темноте творятся странные и страшные вещи. И такие очаровательные девы, каких я имею счастье видеть перед собой, больше других рискуют подвергнуться в ней… всякому. — Он вновь невозмутимо приподнял шляпу, прощаясь. — Прекрасного вам вечера.
Бланш с Эмили, послушно отвернувшись, продолжили путь, и Рэйчел потянула меня за собой, однако моя рука выскользнула из её пальцев.
— Иди, — коротко бросила я. — Я сейчас.
Подруга выразительно вскинула бровь. Затем, ничего не сказав, всё же зашагала следом за остальными.
— И что же в действительности вам понадобилось на кладбище? — негромко спросила я, когда Рэйчел отошла достаточно далеко.
Он лишь рассмеялся, тихо и коротко. Одобряя и поощряя мою проницательность, но не собираясь давать ответ. Оборвав смех, едва заметно склонил голову к левому плечу, глядя на меня так, что мне снова стало жарко.
— Даже не знаю, благословение это или проклятье — то, что мы с вами всё время поджидаем друг друга на пути. — Я так и не поняла, чего в его отстранённом голосе больше: печали или веселья. — Все имеют право на свои секреты, Ребекка. Вы храните от близких свои, я — свои.
Почему мне до боли хочется шагнуть к нему, сократив разделяющее нас расстояние, кажущееся таким ненужным и досадным? Даже сейчас, когда на краю сознания вертятся мысли, которым следовало бы повергнуть меня в ужас?
— Для истинно близких секретов существовать не должно, — вымолвила я.
— Так и есть. Но наше время открывать свои секреты ещё не пришло.
— Как и время близости, видимо?
— Как и близости. — Улыбка ушла из его мягкого взгляда ещё прежде, чем пропала из голоса. — Если вы думали, что мы с вами действительно близки, вы не совсем представляете глубину пропасти, которая нас разделяет.
— Но доверие помогло бы перебросить через неё мост, не считаете?
Он помолчал, созерцая меня словно бы оценивающе.
— Когда мы встретимся в следующий раз, я отвечу на все вопросы, которые у вас хватит смелости задать, — сказал он затем. — Обещаю. — Отрывисто кивнув на удаляющихся девушек за моей спиной, круто, на каблуках повернулся и последние слова бросил уже через плечо: — Идите домой. Если не ошибаюсь, вам всё ещё есть над чем подумать.
Пару секунд я смотрела, как он идёт по направлению к храму. Туда, откуда мы пришли, где недавно распрощались с Элизабет.
Потом, тоже отвернувшись, поторопилась за сестрой и подругами. Не оглядываясь, кусая губы.
Зачем ты ходил на кладбище, Гэбриэл Форбиден? Неужели ты тоже знаешь о нападении, которому суждено вскоре там произойти?
И если ты не тот, кто нападёт — что было бы так логично, вспоминая чёрного волка под моим окном и учитывая все мои подозрения, но во что мне совершенно не верится или просто не хочется верить, — то откуда?
Глава восемнадцатая,
в которой принимается весьма опрометчивое решение
— …Бекки!
Судя по тону, Рэйчел окликала меня не в первый раз, но даже сейчас я с трудом вернулась в реальность, чтобы увидеть, что мы остались в спальне вдвоём.
И ужин, и вечернее чаепитие уже благополучно миновали. До недавних пор мы все вместе сидели и болтали в моей комнате — я, Рэйчел, Бланш и Эмили, сегодня ночевавшая у нас. Вернее, болтали другие, а я в который раз прокручивала в голове пророческие видения и слова мисс Туэ, чувствуя себя так, словно осторожно распутываю клубок ниток.
«Владычица Предопределённости уже забирала за грань тех, кто тебе близок, — сказала мне баньши. Благо её речи врезались в память так, словно кто-то высек их там резцом. — И заберёт опять, ещё прежде, чем луна снова станет полной». Владычицей Предопределённости, как и Великой Госпожой, баньши называли богиню Дану — Богиню-мать, воплощавшую жизнь, смерть и судьбу. Несомненно, в первом случае речь шла об Элиоте, но вот во
