– А я слышал, сынишка Пеньков ремесло успел перенять. Сам ещё титьку мамкину не забыл, а лыжи исто?чит шаговитей отцовских.
Обозник пожал плечами:
– Ты, хозяинушка, уж как хочешь, а только небылое это дело, чтобы мальца источником называли.
Бакуня выпрямился, разгладил русую бороду, весело подмигнул:
– А былое дело, чтобы простые острожане с праведной семьёй своились?
Возражать стало нечего. Молодцы опять взялись смеяться. Спорщик покаянно развёл руками:
– Истинно люди глаголют, миновалось прежнее царство. Новое настаёт.
Беда положила начало цепи Бакуниных горестей и удач. Он в то время только отстроился, только начал жить своим очагом. Пла?нувший с неба огонь его не задел, хотя родительский двор в Истомище, многолюдный и крепкий, просто исчез. Потом всё начало замерзать. Люди неволей переселялись к горячим источникам. Бакуня разведал добрый кипун, но дорожку перебил расторопный сосед. Андарх Лигуй по прозвищу Голец.
«Ступай себе, – сказал он Бакуне. Позади хозяина стояли ражие ухо-парни, удальцы не выдавцы. – С этого ключища моей-то чади вполсыта жить. Поближе к холмам другой зеленец есть…»
Делать нечего, Бакуня утёрся. Хотя на ключах Порудницы два двора как раз поместились бы. С андархами в Левобережье спорить было не принято…
А обещанный Лигуем зеленец вправду теплился на полпути до холмов. Такой, что впору показалось заплакать. Несколько провалов с мутной водой, булькавшей масляными пузырями. Водица горчила, смердела, умаешься кипятить на питьё… Ладно, по крайней мере, здесь не морозило. Бакуня засучил рукава. Собрал к себе отцову дворню. Всех уцелевших. По бревну перетащил дом…
Теперь он не знал, которых Богов отдаривать за везение.
Земляной дёготь, точившийся в глубине ям, прекрасно горел. В умелых руках ещё и целил язвы, причинённые покусами стужи. Довольно скоро Бакуня заложил в Ямищах промысел. Начал выбираться к ближним соседям, менять горючую смолу на зелень и рыбу. Позже прослышал, сколько Лигуй дерёт на купилище за его дёготь. В сердцах метнул шапку оземь, стал ездить сам.
Когда старшенькую, Чаяну, ребятня с торжеством провезла кругом зеленца, а мать вплела ей в косу цветную ленту, Лигуй заслал сватов. У него, как и у Бакуни, мужал под рукой толковый наглядыш. Звался Порейкой.
«Сговорена уже Чаяна», – ответил Дегтярь.
«Да за кого успел?..»
Голец чуть зубами не скрипел от досады.
«Ступай себе, – сказал Бакуня. – Других девок полно…»
Беда оставила немало сирот. Иные, кого она застигла ещё в пелёнках, даже родства не помнили. Двоих таких мальчишек Бакуня вырастил у себя. Глядя, как поднимаются Угляк и Коптелка, временами жалел, что сразу не засыновил. Временами, наоборот, подумывал обоих призятить, окрутить с ними дочерей.
Хорошо, что не поторопился. Вмешалась судьба, всё расставила по местам…
– Куда едем-то, а, большак?.. – задорно окликнул с козел Коптелка. – Куда деток несмышлёных на погибель ведёшь?..
– Ори громче, – посоветовал вечно хмурый Угляк. – Накликаешь! Ты, батюшка, не бери его другой раз.
Коптелка звонко расхохотался. Уж этой грозы ему не надо было бояться. Оботуры никого так не слушали, как его.
– Кишки простудишь, хохотун, – буркнул Угляк.
Левобережники редко высовывались за Светынь. Если на то пошло, Бакунины соотчичи и на юг ездили нечасто. Хотя сами себя считали наполовину андархами и с гордостью, в знак давней принадлежности, звались гнездарями. В коренных землях на них всё равно посматривали свысока. Кому охота чувствовать себя правнуком покорённых, вторым разбором среди былых победителей?
– Навались, родимые! – весело отвечал хозяйским мыслям Коптелка. – Наддай, Си?вушка!
Каково-то покажется за Светынью, где второй разбор превращался в третий… Дикие дикомыты некогда намылили холку завоевателям. Не пустили Ойдриговичей к себе на Коновой Вен, да и всё тут. И как Бакуне разговаривать с ними? Если они гордым андархам, вселявшим в него наследную робость, показали дорожку до самого Шегардая?..
Ну ничего. Знакомыми местами в сотый раз ездить, скучновато жить станет. Иные, как сегдинский Геррик, давно разведали путь за Светынь и теперь что ни весна спешат в Торожиху. Вернувшись, рассказывают про дива и чудеса. Вроде целебных чёрных камней, привозимых на торг из лесных захолустий. Как тут не разгореться глазам!
– Всё ты недоволен, Бакунюшка, – смеялась жена. – Прозвали уже Дегтярём, ещё и Снадобщиком вздумал прослыть на старости лет?
Бакуня в ответ подмигивал:
– Коли нового желаю, стало быть, не вовсе состарился.
Смех смехом, а жилка подрагивала. Остерегала. Тревожно это, когда всё удаётся. Вот ломишься сквозь череду мелких невстреч, и сама собой
