уважали Тухачевского за его незаурядные военные способности… Тухачевский, однако не имел никакого своего окружения и не группировал вокруг себя так называемых “любимчиков”. Кстати, Тухачевский не имел никакого влияния на назначения командного состава и эти назначения производились помимо него и часто вопреки ему. Поэтому Тухачевский не имел среду, на которую мог был опираться… Тухачевский несомненно понимал это свое положение, и мне представляется совершенно невероятным, чтобы в этих условиях у него могли зародиться какие-либо “бонапартистские” тенденции и замыслы. Тухачевский был слишком умным человеком, чтобы не понимать, что при первой же попытке в этом направлении он при наличии сильной, монолитной коммунистической партии повиснет в воздухе и сломает себе шею… Тухачевский достиг высшего положения в армии и все имел».
Прав Тодорский, показывая в своей работе «Маршал Тухачевский», что клеветническое приписывание бонапартистских замыслов по отношению к пролетарской революции представляло собой «черное дело политической дискредитации Тухачевского». «Культ личности, — пишет далее Тодорский, — не только уничтожил Тухачевского. На протяжении многих лет он подрывал его высокий авторитет и порочил доброе имя».
2. Утверждение о возникновении заговора по директиве Троцкого следствие пыталось обосновать вымышленными показаниями о наличии у Тухачевского связей с Троцким через Ромма, Путну, Пятакова и Примакова. Например, о связи Тухачевского с Троцким через корреспондента ТАСС в Женеве Владимира Ромма арестованный Фельдман 23 мая 1937 г. писал:
«Предполагаю, что Тухачевский сносился с Троцким через Ромма. В 1932 г., когда я ехал в Германию вместе с Тухачевским, последний познакомил меня с Роммом в вагоне. Перед отходом поезда из Москвы Тухачевский и Ромм о чем-то таинственно разговаривали на платформе станции. Судя по тому, как Тухачевский уединился с Роммом, встречался в Берлине, я заключаю, что Ромм являлся связующим звеном между Тухачевским и Троцким».
Располагая этими предположениями Фельдмана, следствие 27 мая 1937 г. добилось от Тухачевского признания, что связь с Троцким он установил через Ромма в 1932 г. Этот вымысел Тухачевский вынужден был подтвердить и на суде:
«Когда в 1932 г. Ромм привез мне предложение Троцкого собирать троцкистские кадры, я согласился на это. Таким образом, я считаю начало организации нашего военного заговора с 1932 г.».
Наличие у Ромма преступных связей и встреч с Троцким и Седовым ничем не доказано. Показаний Ромма, арестованного в 1936 г. и осужденного в марте 1937 г., в деле Тухачевского нет, а из дела Ромма видно, что он в своих показаниях имя Тухачевского вообще не упоминал. В феврале 1958 г. Ромм (член партии с 1918 г.) посмертно реабилитирован.
О связях Тухачевского с Седовым и Троцким показал Путна. В частности, на следствии он заявил, что, находясь в сентябре 1935 г. в Лондоне и узнав о вызове в Москву, он сообщил об этом в Париж сыну Троцкого — Седову. От последнего с нарочным был доставлен пакет, в котором находились записка Седова к Путне и «доверительное письмо», написанное и подписанное лично Троцким для Тухачевского. Выполняя задание Седова, он, Путна, в первых числах октября 1935 г. якобы вручил Тухачевскому письмо Троцкого. Ознакомившись с письмом, Тухачевский просил Путну «передать устно, что Троцкий может на него рассчитывать».
Тухачевский на следствии и в суде упоминал только о письме Седова, якобы доставленном ему Путной, и ни разу не говорил о письме Троцкого, о чем показал Путна. Несмотря на это, следствие и суд предпочли замолчать это противоречие, вскрывающее ложность показаний, чтобы не лишиться столь важного «обвинения».
Вымогая показания от Тухачевского и Путны, следствие добилось «признания» ими факта личной встречи с Седовым, якобы устроенной Тухачевскому Путной в 1936 г. в кафе в Париже. Между тем о пребывании Тухачевского в Париже с 10 по 16 февраля 1936 г. поступала подробная информация как от советского военного атташе во Франции Венцова, так и по линии органов НКВД, но сведений о его встрече с Седовым она не сдержала. В ходе настоящей проверки быв[ший] работник ИНО НКВД, член КПСС с 1923 г. Афанасьев по этому вопросу объяснил:
«С 1932 по 1938 г. я находился непрерывно на нелегальной разведывательной работе за рубежом. Я возглавлял нелегальную резидентуру в Париже, которая занималась, главным образом, разработкой деятельности сына Троцкого — Седова и его окружения… Мы были в курсе дела самой засекреченной конспиративной деятельности Троцкого и Седова. Поэтому когда ставится вопрос, могли ли иметь место встречи Седова с Тухачевским, Путной и другими военными деятелями Советского Союза, о чем говорилось на процессах, имевших место в Москве с 1936 по 1938 г., то можно утверждать, что это не соответствует действительности… Те агентурные и документальные материалы, которые мы получали в процессе разработки Троцкого, Седова, Клемана и частично РОВСа в Париже, ни прямо, ни косвенно не подтверждали те обвинения, которые выдвигались против обвиняемых на процессах… и в особенности обвинения, которые выдвигались против военных деятелей Красной Армии в связи с делом Тухачевского, Корка, Гамарника, Путны и др.».
В материалах дела фигурируют еще два фиктивных канала связи Тухачевского с Троцким — через Примакова и Пятакова. Однако о встречах и разговорах с Тухачевским Пятаков никаких показаний на следствии и в суде, который проходил до суда над Тухачевским, не давал, а Радек на вопросы Вышинского в суде о причастности Тухачевского к троцкистской организации ответил отрицательно.
Что же касается Примакова, то он утверждал, что личных связей за границей с Троцким ему завязать не удалось.
3. После получения от Тухачевского показаний о том, что еще в 1928 г. Енукидзе втянул его в организацию правых, были получены у него же показания и о возникновении в 1932 г. военного заговора «на платформе правых взглядов».
Показаний Енукидзе в деле Тухачевского и других нет, но изучение дела Енукидзе показало, что он и не давал показаний о вербовке им Тухачевского в организацию правых и о встречах с ним в 1928–1930 гг.
