мысленно гладила его по щеке и целовала в губы.
– Орхидея, проснись!
Добровольная узница очнулась ото сна и взглянула на объект своих мучений и желаний. Она не помнила, как уснула. Ей казалось, что она только-только легла.
– Эдмонт, это Вы!
– Прости! В вечер Бала я вел себя некорректно по отношению к тебе.
– Ничего страшного! Вы ни в чем виноваты передо мной. Наоборот, я благодарна Вам за прекрасный Бал, который я запомню на всю жизнь.
– Все слишком затянулось, Орхидея. Я начинаю неправильно вести себя с тобой и открываю секреты, который должен знать только я один.
– О чем вы хотите сказать мне?
– Я отпускаю тебя.
«Неет!» – хотелось кричать узнице, но боль сдавила горло. Последняя фраза Эдмонта настолько шокировала ее, что она потеряла сознание. Придя в себя, Орхидея схватила его за руку и повторила, чтобы убедиться:
– Вы что… вы отпускаете меня?
– Да.
– Сейчас? Когда все так изменилось, поменялось в моем мышлении?
– Тебя нужно вернуть родителям, – последовал равнодушный ответ.
– Но я принадлежу Вам! Я смирилась со своей судьбой и свыклась с мыслью жить в этом замке… с Вами.
– Вот именно. Я забыл, что ты человек, и как любой человек, подвержена чувствам.
Орхидея всхлипнула и отпустила руку Эдмонта.
– Я хочу освободить тебя, – продолжил он. – Прощай!
Узница сосредоточенно пыталась найти любые отговорки, чтобы остаться в замке, но ничего путного не шло в голову. Ей хотелось сказать Демону, что он ее хозяин, что он вел себя и говорил с ней лучше, чем люди во всей округе, что с ним она перестала чувствовать себя одиночкой и невидимкой для других.
Но Эдмонт исчез. Орхидея же оказалась в лесу возле водопада, где в первый раз встретила его. Она не могла найти в себе сил для возвращения домой и уснула там же, на ковре из листвы. С наступлением вечера, когда нотки свежести завитали в воздухе, девушка проснулась и медленно побрела к дому, который уже успел стать ей чужим. Правда, с приближением к отчему дому настроение ее улучшилось. Орхидея очень соскучилась по родителям и хотела поскорее их обнять.
Но на пороге у нее почему-то защемило в сердце. Орхидея почувствовала, как неприятный холодок пробежал по спине. В холле лежали какие-то ветки и тряпки, на антресоли виднелся слой пыли. Она зашла глубже и остановилась в парадной. Вроде бы всё лежало на своих местах, мебель с парчовой обшивкой не передвигалась, на стене висело изображение домочадцев со счастливыми улыбками, но все это было словно пронизано скорбью.
– Кто здесь? – спросил знакомый голос из кухни.
Орхидея облегченно вздохнула и вбежала на кухню.
– Мама! – обрадовалась она, увидев за столом родное лицо.
Дебора Скалли понуро сидела и чистила какие-то коренья от грязи. Она даже не улыбнулась, когда дочь припала к ее ногам, лишь обняла ее и поцеловала в макушку.
– Папа умер, – произнесла она тихо.
«Неет!» – хотелось кричать Орхидее, но знакомая боль от потери сдавила горло. Только сейчас она заметила седые пряди у мамы на голове и погладила их окоченевшими пальцами.
– Как? – спросила она шепотом.
– Через несколько недель после твоего исчезновения он долго смотрел на пламенеющий огонь в камине, опустил голову мне на плечо и после краткой агонии перестал дышать.
– Прости меня! – зарыдала дочь. – Это я виновата.
Мать продолжала нежно обнимать Орхидею, все тем же безразличным взглядом смотрела на коренья и картофель и тихо напевала какую-то мелодию. Так они просидели еще несколько часов и лишь глубокой ночью поднялись в спальню.
В последующие месяцы Орхидея занимала себя тем, что изо дня в день чистила, драила, скребла и убирала. Она не могла оставаться одна, не позволяла себе углубляться в раздумья, только слушала шелест листьев по утрам и прислушивалась к маминому дыханию во сне. Однажды вечером Дебора Скалли поведала дочери, что за несколько дней до смерти муж рассказал ей о договоре с Демоном и купил в городе какой-то стеклянный шар с вакуумом внутри. Он просил передать его Орхидее, если она вернется домой из заточения. Этот подарок должен был напоминать дочери о нем, если с ним что-нибудь случится до ее возвращения.
