освободить?
В ответ Поттер страдальчески свел брови.
— Гермиона, прошу тебя, давай без этих своих закидонов про освобождение всего и вся… Тебе мало, что от тебя в Хогвартсе все домовые эльфы шарахались? Неужели ты думаешь, что я не понимаю хода твоих мыслей? Тебе же явно мерещится, что достаточно мягко выставить её за дверь, показать волшебных зверюшек в магазине Косого переулка и подарить красивое платье — и она чудесным образом станет обычной, радующейся жизни девушкой. Не надо, поверь мне, все равно ничего путного из этой затеи не выйдет. Хотя… Если хочешь — поговори с ней сама.
И Гарри сделал приглашающий жест рукой в сторону ванной, откуда доносился шум воды.
— Рен, несмотря на все свои особенности, далеко не глупая девочка, и, возможно, узнав ее взгляд на вещи, ты кое-что поймешь и изменишь свое мнение. На всякий случай могу тебе обещать — если она сама, лично, подойдет и попросит ее освободить, я сделаю это немедленно. А пока пойми, Рен — не урод, не чудовище и уж тем более не бедное, порабощенное темной волей существо — она просто живет той жизнью, для которой была создана. Не спорю, в ее личности осталось многое от обыкновенной девушки, но это ровно до тех пор, пока это не противоречит ее долгу и предназначению боевой машины с приличным кладбищем за спиной, — Гарри сделал паузу и через секунду добавил: — И парой-тройкой сожженных в пепел городов.
— Что? — глаза Гермионы недоверчиво округлились, а рот приоткрылся. — Она… сжигала целые города?
— Да, выполняя волю своего Повелителя.
— Но это же ужасно…
— Возможно. Даже, скорее всего, но ты думаешь, у нее был выбор? Твоя рука часто сомневается, когда ты хочешь почесать себе нос? А возражать или сопротивляться она у тебя не пробовала? — чуть насмешливо поинтересовался Поттер. — Рен не может ослушаться воли своего господина. Не может и не хочет, такое даже не приходит ей в голову.
Гермиона промолчала, а Гарри продолжил уже более серьезно:
— И так уж вышло, что сейчас я для нее — командир, господин и повелитель.
— Но, если честно, ты не выглядишь очень уж расстроенным этим фактом, — не удержавшись, съязвила в ответ Грейнджер.
— А что делать? Прикажешь каждый день устраивать сцены покаяния и биться головой об стену, приговаривая: «Я презираю себя за то, что фактически стал рабовладельцем?» Нет уж, спасибо, как-то не хочется. Когда мы встретились с ней в Даймоне, первое, что я у нее спросил — а что, если я не приму ее клятву? Ты бы видела её нескрываемый ужас — точно такой, как сейчас… После сотен лет полуживого существования в полном одиночестве, перспектива вновь остаться одной, без привычной, вложенной в нее до мозга костей зависимости от господина, показалось Рен куда страшнее самой смерти. Что она, кстати, сразу и предложила.
— Что предложила?
— Убить ее. Принять ее клятву и, став ее повелителем, приказать ей покончить с собой. То есть, это ей показалось гораздо предпочтительней твоей свободы… Как думаешь, может, мне стоило так и поступить?
— Нет, что ты…
— Да я бы и не смог. Знаешь, когда я увидел ее там, истощенную, грязную, испуганную, я меньше всего думал о том, что она станет хорошим подспорьем в нашей войне. Я смотрел на Рен и, несмотря на все попытки это скрыть, видел в ее глазах страх. Страх вновь остаться одной, абсолютно никому не нужной. Но там была еще и надежда… — взгляд Гарри внезапно стал глубоким и отрешенным, будто в мыслях он вновь очутился в пропитанных древней магией и смертью подземельях Эрц-Хаора, где воскресшая из мертвых незнакомка однажды покорно склонила перед ним голову. — И я подумал, что, испытав все, что выпало на ее долю, она достойна лучшей участи, нежели присоединиться к своему погибшему миру.
Гарри чуть грустно улыбнулся и взглянул на подругу в упор:
— У меня есть большой минус, Гермиона. Я не умею предавать тех, кто мне доверяет. Доверяет и доверяется. А бросить ее там… Поступить так для меня было все равно, что раздавить птенца, выпавшего из гнезда. Сейчас же, когда я узнал ее получше…
— А как ты вообще к ней относишься? — словно невзначай поинтересовалась Гермиона, но от Поттера не укрылся еле заметный, но все же имеющийся, чисто женский подтекст этой фразы.
— Я сам до сих пор не знаю… — просто ответил он. — Я могу вести себя с ней именно как господин со слугой, не замечая ее в упор и раздавая лишь приказы и указания. Могу наоборот — сделать своей наложницей. Она примет все и без тени сомнения исполнит любую мою прихоть… но я же не господин, я не умею повелевать, я не привык, что любые мои желания и слова внезапно стали для кого-то непреложным законом! И оторвать ее от себя уже не могу… Да ты и сама видела, к чему приводит даже мысль об этом. Кто она для меня — слуга, друг или уже что-то большее… Я сам еще не разобрался. Но одно я знаю точно — если уж вышло так, что теперь от меня зависит вся ее жизнь, я не оставлю ее и не упущу такой дар. Ведь Рен, она…
— Нет, Гарри, я понимаю, — сказала Грейнджер. — Рен удивительная…
Но Гарри ее перебил:
— Нет, Гермиона, ты ошибаешься, она не удивительная. Она уникальная. Знаешь, я немного просмотрел записи Каэр-Ду касаемо создания ей подобных, но этого немногого вполне хватило, чтобы понять, почему он позже решил потягаться с возможностями истинного Бога — попытаться создать
