себе, но могу воспроизвести по петле обратной биологической связи, потому что мне известны его признаки. Приучив свой организм реагировать на этот первоначальный альфа-пик, я смогу запускать в себе механизм постгипнотической суггестии.
– И таким образом ты можешь противодействовать их… силам? – спросила Натали.
Сол поправил очки и нахмурился:
– Нет, не совсем. Вряд ли это вообще возможно, если человек не обладает такими же способностями. Интересно было бы исследовать группу разных индивидуумов в контролируемом…
– Тогда какой в этом смысл? – в отчаянии воскликнула Натали.
– Это дает шанс… крошечный шанс, – повторил он, – создать своего рода систему оповещения в коре головного мозга. При соответствующей обработке и наличии обратной биосвязи, думаю, я смогу использовать феномен тета-ритма для запуска постгипнотической суггестии, чтобы воспроизвести все заученные мною сведения.
– Сведения? – переспросила Натали. – Ты имеешь в виду все это время, проведенное тобой в Яд-Вашеме и в Музее борцов гетто?..
– Лохамей-ха-Гетаоте, – поправил Сол. – Да. Досье, переданные тебе Визенталем, фотографии, биографии, записи, которые я заучивал самопроизвольно в легком трансе…
– Но какой смысл разделять страдания всех этих людей, если против вампиров сознания не существует никакой защиты? – спросила Натали.
– Представь себе проектор, действующий по принципу карусели. Оберст и остальные способны произвольно запускать эту нейрокарусель, вставляя в нее собственные слайды, накладывая на смесь воспоминаний, страхов и предпочтений, которую мы называем личностью, свою организующую волю и супер-эго. Я просто пытаюсь вставить в обойму большее количество слайдов.
– Но ты не уверен, окажется ли это действенным?
– Нет.
– И ты не думаешь, что это сработает в моем случае?
– Нечто подобное может произойти и с тобой, Натали, но эти сведения должны быть идеально подогнаны к твоей биографии, травматическому опыту, механизмам сопереживания. Я не могу с помощью гипноза генерировать в тебе необходимые… э-э-э… слайды.
– Но если речь о тебе, тогда это сможет подействовать только на твоего оберста и больше ни на кого.
– Вероятно, да. Лишь он может иметь общий опыт с личностью, которую я создаю… пытаюсь создать… во время этих сеансов.
– И по-настоящему это его не остановит, разве что смутит на несколько секунд, если вообще этот многомесячный труд и пляски с энцефалографом что- либо значат?
– Верно.
Натали печально вздохнула и уставилась на бесконечное полотно дороги впереди, освещенное фарами.
– Зачем же ты потратил на это столько времени, Сол?
Он открыл досье. На снимке была молодая девушка с бледным лицом, испуганными глазами, в темном пальто и платке. В верхнем левом углу фотографии едва виднелись черные брюки и высокие сапоги солдата СС. Девушка как раз поворачивалась в сторону камеры, поэтому изображение получилось смазанным. В правой руке она держала маленький чемоданчик, а левой прижимала к груди самодельную потрепанную куклу. К фотографии было приложено полстраницы печатного текста на немецком языке.
– Даже если ничего не получится, это стоило потраченного времени, – тихо промолвил Сол Ласки. – Власть имущие получили свою долю внимания, хотя порой их власть и являлась чистым злом. Жертвы остались безликой массой, исчисляемой лишь голыми цифрами. Эти чудовища усеяли наше столетие братскими могилами своих жертв, но настало время, чтобы угнетенные обрели имена и лица… а также голоса. – Он выключил фонарик и откинулся назад. – Прости, моя логика начинает страдать от собственной одержимости.
– Теперь я стала понимать, что такое одержимость, – вздохнула Натали.
Сол посмотрел на ее лицо, слабо освещенное приборной панелью:
– И ты по-прежнему намерена поддаться своей?
У Натали вырвался нервный смешок.
– Ничего другого мне не остается. Впрочем, чем ближе мы подъезжаем, тем страшнее мне становится.
– Мы можем сейчас свернуть к аэропорту и улететь в Израиль или Южную Америку.
– Нет, не можем, – сказала Натали.
– Да, ты права, – после небольшой паузы ответил он.
Они поменялись местами, и в течение нескольких часов машину вел Сол. Натали дремала. Ей снились глаза Роба Джентри, его испуганный, изумленный взгляд, когда лезвие распороло ему горло. Снилось, будто отец убеждает ее по телефону, что все это ошибка, что ничего не случилось и даже ее мать дома – живая и здоровая. Но вот она приезжает, а дом оказывается пустым, комнаты опутывает липкая паутина, а в раковине плавают какие-то темные сгустки. Потом Натали вдруг снова становится маленькой, бежит в слезах в комнату родителей, но отца там нет, а вместо мамы из затянутой паутиной постели
