Миллионер потер щеку:
– Конечно. Но дело в том, что мои возражения обусловлены не затратами средств и даже не огромным количеством времени, которого потребуют подобные состязания, а потерей ресурсов – как человеческих, так и технических, накопленных за столь долгий период времени.
Джимми Уэйн Саттер рассмеялся своим грудным смехом, который так хорошо был знаком миллионам телезрителей:
– Брат Кристиан, неужели ты думаешь, что сможешь забрать все это с собой?
– Нет, – тихо ответил Барент, – но я не вижу смысла уничтожать все лишь потому, что сам не смогу наслаждаться этим.
– А вот я вижу! – решительно возразил Вилли. – Вы являетесь основателем этой Игры. Предлагаю провести голосование. Джимми Уэйн и я голосуем «за». Вы и трус Кеплер – «против». Тони, твое решение?
Хэрод вздрогнул. Тон Вилли не допускал никаких возражений.
– Я воздерживаюсь, – заявил он. – И пошли вы все к такой-то матери!
Вилли стукнул кулаком по столу:
– Хэрод, кусок дерьма, черт бы тебя побрал, юдофил! Голосуй!
Словно огромные тиски впились стальными когтями в череп Хэрода. Он схватился за голову, раскрыв рот в беззвучном крике.
– Прекратите! – рявкнул Барент, и тиски разжались. Хэрод снова чуть не закричал, теперь от облегчения. – Он сделал свой выбор, – уже спокойно произнес Барент. – Он имеет право воздержаться. А при отсутствии большинства голосов решение не принимается.
В глубине холодных серых глаз Вилли словно вспыхнуло синее пламя.
– Нет. При отсутствии большинства возникает патовая ситуация. – Он повернулся к Саттеру. – Как ты думаешь, Джимми Уэйн, можем мы оставить этот вопрос в подвешенном состоянии?
Лицо Саттера лоснилось от пота. Он уставился в какую-то точку чуть выше и правее головы Барента и забубнил:
– «И семь Ангелов, имеющих семь труб, приготовились трубить. Первый Ангел вострубил, и град и огонь, смешанные с кровью, пали на землю; и третья часть дерев сгорела…
Второй Ангел вострубил, и как бы большая гора, пылающая огнем, низверглась в море; и третья часть моря сделалась кровью…
Третий Ангел вострубил, и большая звезда, горящая подобно светильнику, упала с неба на третью часть рек и на источники вод.
Четвертый Ангел вострубил, и поражена была третья часть солнца и третья часть луны и третья часть звезд…
И видел я и слышал одного Ангела, летящего посреди неба и говорящего громким голосом: горе, горе, горе живущим на земле от остальных трубных голосов трех Ангелов, которые будут трубить!
Пятый Ангел вострубил, и я увидел звезду, падшую с неба на землю, и дан был ему ключ от кладезя бездны…»
Саттер умолк, допил остатки бурбона и упал в кресло.
– И что это означает, Джеймс? – спросил Барент.
Саттер словно очнулся и промокнул лицо благоухающим лавандой шелковым платком.
– Это означает, что патовая ситуация исключается, – прошептал он хрипло. – Антихрист уже здесь. Час его наконец настал. Единственное, что нам остается, – это выполнить предписанное и засвидетельствовать бедствия, которые обрушатся на нас. Выбора у нас нет.
Барент снова сложил на груди руки и слабо улыбнулся:
– И кто же из нас Антихрист, Джеймс?
Саттер безумным взглядом обвел лица присутствующих.
– Помоги мне, Господи, – взмолился он. – Не знаю. Я отдал Ему на служение свою душу, но я не знаю.
Тони Хэрод резко отстранился от стола:
– Ну, это уже слишком! Я выхожу из Игры.
– Оставайся на месте, – приказал Кеплер. – Никто не выйдет отсюда, пока мы не примем решение.
Вилли откинулся на спинку кресла.
– У меня есть предложение, – проронил он.
– Мы слушаем. – Барент спокойно встретил взгляд немца.
– Предлагаю завершить нашу шахматную партию, герр Барент.
Кеплер остановился и посмотрел сначала на Вилли, затем на Барента.
– Шахматную партию? – переспросил он. – Что это за шахматная партия?
– Да, – подхватил Тони Хэрод. – Что за шахматная партия? – Он прикрыл глаза и отчетливо вспомнил свое собственное лицо, вырезанное на фигурке из слоновой кости.
Барент улыбнулся:
– Мы с мистером Борденом уже несколько месяцев ведем шахматную партию, обмениваясь ходами по почте… Совершенно безобидное
