Он шевельнулся, уронил руки и сел, глядя на меня, как на привидение.
– Идем. Я так не могу. Спать в твоей кровати, пока ты мерзнешь здесь…
– До-ло-рес Мак-брайд, – произнес он по слогам. – И вот т-ты с-снова мне с-снишься. Снова и снова…
Он был сильно пьян. Не то чтобы в дрова, но с трудом складывал слова в предложения. На соседнем сиденье валялась на треть пустая бутылка джина. Из салона обрушился крепкий запах этанола и можжевельника.
– Серьезно? Джин?
– Самое лучшее обезболивающее, – спотыкаясь на словах, напомнил он.
Я сунулась в салон, нашла его руку и потянула за собой.
– Пошли.
Его рука оказалась влажной, и я замерла, когда обнаружила, что костяшки его пальцев истекают кровью. Теперь понятно, почему он пьет: ему больно.
– Ох… Ты притронулся к кому-то?
– Да. К стене, – кивнул он, указывая на белую гладь опорной стены, где штукатурка местами осыпалась и была запятнана кровью, как будто ее кто-то долго и упорно лупил, не жалея рук.
– Ты с ума сошел?! Зачем?! Идем, нужно перебинтовать!
Вильям рассмеялся, и от этого смеха внутри все сжалось.
– Тебя беспокоят мои руки?
– Да.
– У меня из груди торчит нож, как насчет него?
Я поняла, что это метафора, но на мгновение мне стало жутко.
– Идем. – Я снова потянула его из машины, сжав ладонь. – Прошу тебя.
Вильям выбрался из машины, покачиваясь и глядя на меня с непроницаемым выражением лица. Я обхватила его за талию и повела к лифту. Хотя не думаю, что смогла бы удержать массивное тело, если бы он вдруг решил упасть.
Мы вернулись в квартиру в полном молчании.
– Я принесу бинты, садись…
Когда я вернулась из кухни с аптечкой, Вильям лег на диван и снова принял то же самое положение, что и в машине: руки согнуты в локтях и заброшены на голову, словно свет режет ему глаза. Я подумала бы, что он уснул, если бы грудь не вздымалась так часто.
Я села рядом с ним и взяла за руку. Кожа к коже. Без всяких гребаных перчаток. Наверное, я никогда не смогу привыкнуть к этому ощущению мягкости и теплоты. В жизни много прекрасных вещей, но прикосновение прекрасней всего.
– В этом точно нет необходимости, Долорес, – заговорил Вильям хрипло, еле-еле выговаривая слово «необходимость». – Если тебе это в кайф, то я потерплю. Если нет, то иди спать. Ты ничего мне не должна…
– Зачем ты делал это?
– Делал что?
– Бил стену.
– Чтобы не убить человека.
– Разумно, – машинально пробормотала я, просто чтобы поддержать разговор: Вильям вел себя спокойнее, когда говорил со мной. – И в чем же он так провинился?
– Притронулся к тебе.
Я вскинула глаза, чувствуя, как отливает кровь от лица. Бекки! Какого черта она сказала, что я была не одна?! Он не должен был узнать. Ему не нужно знать об этом…
– Он просто друг, – солгала я, трясущимися руками раскладывая вокруг бинты и вату.
– Друг, в общении с которым скоро понадобятся восковой спрей и горячая вода?
Я выпустила его ладонь, задыхаясь от возмущения.
– Можешь говорить как есть, Долорес. У меня уже не осталось никаких сил, чтобы продолжать пытаться исправить все это…
– Кто сказал тебе?!
Сейдж. Он узнал все от Сейджа. Откуда же еще…
– Птичка-синичка.
– Птичка-синичка по имени Сейдж? И с каких это пор Веланды на короткой ноге с Макбрайдами?
– О-о-о, с давних, – поморщился он, откидывая назад голову. – С давних-давних пор. Друзья, союзники, заговорщики, а скоро еще и родня…
