Да, дело было — не приведи Господь! Убиенный оказался важной персоной из не поминаемой всуе Охранки и явно находился он тут
………………………………………………………………………………………………
……………………………………………………………………………………………………
………… <… > выйдя из лeдника, превратившегося в мертвецкую. (Забегая вперед, скажу, что в этом своем качестве она еще пополнится, и не раз.)
Видя мое лицо, Амалия Фридриховна спросила с тревогой в голосе:
— Что, что там?!..
Я счел за благо солгать. Сказал:
— Так, ничего существенного, просто деловая бумага. Похоже, он в самом деле коммивояжер, — и с этими словами спрятал бумагу в карман.
Ту же самую ложь я повторил и после того, как мы с хозяйкой вернулись в гостиную.
— Жаль, — произнес генерал Белозерцев. — С такой выправкой надо было ему — прямиком в гвардию.
И в этот самый момент откуда-то вдруг …………… Кажется, даже покачнулось здание ………………………………………………………………………………………………………….
………………………………………………………………………………………………………
……………………………………………………………………………….<…> едва придя в себя после этого дикого грохота. Казалось, что стены все еще покачиваются; во всяком случае, люстра уж точно ходила ходуном, того и гляди, оторвется и рухнет.
— Беяз Олим… — тихо проговорила госпожа Ахвледиани.
— Белая Смерть, — совершенно спокойно перевел генерал, возможно, понимавший по-татарски. Из всех он тут один сохранял полное спокойствие. — Здешний ледник. Сошел, стало быть, голубчик.
— Это ужасно!.. — отходя от испуга, произнес господин Львовский. — Ведь он запросто мог пройтись по нам!..
— О, вот это — никак, — сказала Амалия Фридриховна, — иначе мы бы тут не стали строиться. Из века в век он сползает именно там, в двух верстах отсюда… Однако же теперь мы, похоже, на некоторое время полностью отрезаны от остального мира, покуда не расчистят дорогу. Телефонная связь также, полагаю, оборвана.
—
— Совсем, совсем отрезаны от мира… — пробормотал господин Кляпов. — Это, однако, ужасно…
— Отрезаны от мира! Как это, с другой стороны, романтично! — воскликнула госпожа Евгеньева.
— Мы всегда отрезаны от мира. Только совсем от иного мира — от мира высших сил, — торжественным голосом произнесла госпожа Дробышевская.
— М-да, отрезаны… — кивнул генерал Белозерцев. — Помню, наш батальон тоже, было дело, однажды турки отрезали…
— Отрезаны — так отрезаны! — как мне показалось, даже возрадовался инженер Шумский. — Будем веселиться! Вино-то в погребах еще есть? (Да он и уже был явно навеселе.)
— Да, имеется в достатке, — кивнула княгиня. — Повторяю, господа, здесь, у меня в пансионате, вы ни в чем не будете испытывать нужды. Так что и вы, милая Ми, и вы, господин Шумский, можете быть спокойны: и вина имеется вдоволь, и еды; в общем, кушать друг друга никак не придется. (О, тут она заблуждалась!)
— Пардон, и долго ли, кто знает, могут продолжаться эти раскопки? — спросил господин Васюков.
— Не могу знать, — ответила хозяйка, — последний сход лавины произошел, когда меня еще не существовало на свете, но, как я полагаю, дней десять… ну никак не более двух недель. Приношу вам, конечно, свои сожаления за ваш испорченный отдых.
— Полноте, — сказал я, — уж за что вы не можете нести ответственность — так это за Божию стихию.
— Mersi, — удостоила меня кивка княгиня, державшаяся, к слову, весьма царственно. — Однако за благополучие моих гостей отвечаю целиком я, и смею заверить вас, господа, что погреб у меня полон, кухня будет работать по-прежнему, и с этой стороны вы не испытаете никаких неудобств.
— Это какой такой погреб? — проговорил брюзга Петров. — Уж не тот ли, в котором лежит покойник? Вот уж, право, обрадовали!
— Пoлно, пoлно, голубчик, — сказал генерал Белозерцев, — покойника вам на обед — ха-ха! — никто и не предложит. А то, что он рядом, так я вам сообщу… Помню, когда мы — лет чуть не сорок назад — стояли под Плевной, так там не раз приходилось столоваться рядом с покойниками, и уверяю вас —
