Саламандры: Омнибус

Ну'меан гневно выплюнул:

— Как я бросил других — к этому ты ведешь, брат?

Претор придвинулся к нему вплотную.

— Возьми себя в руки, иначе я приму командование миссией.

Все понятно, сержант?

Кипя яростью, Ну'меан все же уступил и еле заметно кивнул, прежде чем зашагать в сторону.

Претор позволил ему уйти, потратив несколько секунд на то, чтобы совладать с собственными эмоциями. Он снова посмотрел на ряды окошек, тянувшиеся по стенам, и гнев его ушел, сменившись сожалением.

— Я не брошу его, — повторил он лишь для себя.

Из окошек на него пристально глядели лица, которые мог видеть только он. Гатхиму и Анкар, сраженные на Склепе-IV; Намор и Клайтен, убитые на Скории, и дюжина других, чьи имена стерлись в памяти, но которые остались на его совести.

— Мы уже потеряли столь многих.

— Это ничего, змееныш…

Храйдор стоял у плеча Тсу'гана, пока Эмек осматривал его на предмет ранений. Разжав крепления, апотекарий осторожно снял шлем Тсу'гана. Внутрь немедленно хлынул нефильтрованный воздух. Несмотря на минувшие годы, он все еще вонял аммиаком и антисептиком. От дезинфицированного воздуха кожа Тсу'гана зачесалась, и он понял, что жаждет прикосновения огня. Но не было ни раскаленного прута, ни железа жреца-клеймителя, чтобы утолить его мазохистское желание.

— Что значит «ничего»? Говори ясно, брат. Ты как будто Темный Ангел, — ядовито ответил Тсу'ган.

— Стой спокойно, — сказал Эмек, схватив Тсу'гана за подбородок и направив ему фонарь в глаза. Они вдруг ярко вспыхнули. Апотекарий сверился с показаниями биосканера и сохранил данные для дальнейшего анализа.

— Я — это я, — Тсу'ган пристально посмотрел на Эмека, будто подначивая его прийти к любому другому выводу. Однако в его подсознании еще жило воспоминание о лице Кадая, словно старый сон, и он не знал, что его вызвало.

— Я не вижу никаких физических отрицательных эффектов.

Что до ментальных, то я не могу…

— Тогда пусти меня, — Тсу'ган дернул подбородком, освобождая его, и забрал обратно свой шлем.

Эмек отошел, заметив на прощанье:

— Твоя манера поведения, конечно, остается столь же дружелюбной, как обычно.

— Ты уверен, что ты воин, Эмек? — усмехнулся Тсу'ган и рывком надел боевой шлем.

Крепления автоматически защелкнулись, и он направился к Храйдору.

— А теперь объяснись.

Другой Огненный Дракон не выглядел так, будто почувствовал угрозу. Вид у него был скорее задумчивый.

— Размер и тяжесть великого доспеха, который ты носишь — это нелегкое бремя, змееныш. Он когда-то принадлежал Имаану.

Его эгида вплетена в эгиду брони.

— Я это знаю. Я был на ритуале. Я стоял пред кузней испытаний и прошел через врата огня. Я ношу знак Имаана на собственной плоти вместе со многими другими почетными шрамами, данными мне за деяния, свершенные в битвах. Это причина, по которой я сейчас нахожусь рядом с тобой. Я — Зек Тсу'ган, бывший брат-сержант Третьей роты, ныне — Огненный Дракон. Я не твой змееныш!

Миг Храйдор безучастно смотрел на боевого брата, а затем громко расхохотался.

— Я могу справиться и с доспехом, и с миссией, — запротестовал Тсу'ган, отчего Претор оглянулся на него. Через несколько минут они закончат обыскивать и проверять галерею.

Тогда можно будет отправляться дальше.

У Тсу'гана оставалось только это время, чтобы заново привести себя в порядок. В ответ на хмурый взгляд сержанта он понизил голос.

— Я увидел… нечто. Реликт прошлого, ничего более. Старый корабль, старые призраки — вот и все.

Храйдор внезапно посерьезнел.

— Возможно, ты прав, — его голос приобрел задумчивый оттенок. — На Ликааре, до того, как стать Драконом, я сражался вместе с Волками Гримхильда Скейнфельда. Это была нелегкая кампания, вели ее зимой, и Ликаар был покрыт толстым льдом. Мы, Саламандры, боролись с ним огнем, а Волки сражались яростью.

Мы хорошо подходили друг другу. На планету вторглись зеленокожие, они порабощали население и тянули из скважин прометий, как обычные пираты.

Тсу'ган перебил.