населения пользовался. Построил большой дом себе и отличное метро для областного центра, которое теперь носит его имя. Умер от сердечного приступа десять лет назад. Похоронен там же, в Свердловске.
Выводы напрашивались самые разные. Но Журавлев старался не зацикливаться. Он стремился к максимальной нейтральности. Хотел собрать побольше информации, а выводы, как он считал, будут делать другие люди. И ошибся. Если экспериментальные данные не соответствуют общепризнанным теориям и общественным ожиданиям, то намного проще объявить их несуществующими, чем попытаться осмыслить. А вдруг крепко стоящая на ногах теория в самом деле пошатнется? Ведь такого быть не может, потому что не может быть никогда. Учение классиков истинно, потому что оно верно…
– Вы с кем-то разговаривали, Всеволод Сергеевич? – м.н.с. Семенов осторожно приоткрыл дверь и быстро оглядел кабинет.
– Нет, это я сам с собой спорил, видимо, – развел руками Журавлев. – Рассуждал о высоких материях и научных истинах. Как ты наверняка помнишь, абсолютная истина – это полное, исчерпывающее знание о мире как сложно организованной системе. Относительная истина – неполное, но в некоторых отношениях верное знание о том же самом объекте. Что предпочтительней, по-твоему? Хотя можешь не отвечать. Не обращай на меня внимание. Ты за журналами?
– Ага, – растерянно кивнул Семенов.
– Забирай, они в углу, на тумбочке…
Когда шаги Семенова в коридоре стихли, Журавлев подтянул поближе телефонный аппарат. Набрал домашний номер. Жена взяла трубку после третьего гудка, словно ждала звонка.
– Ты где? – строго поинтересовалась Нина Павловна. – На работе?
– Нинуль, у меня тут проблемки небольшие возникли. – Журавлев изо всех сил сдерживался, чтобы в голосе не прозвучало волнение.
– Кто бы сомневался…
– Прости меня…
– За задержку на работе? – слегка удивилась Нина Павловна.
– За все прости. Если что, ты не верь. Все было не так. Вернее, не совсем так. И я тебя действительно очень сильно люблю.
Нина Павловна несколько долгих секунд молчала. Было слышно только ее дыхание в трубке.
– Ты там выпил, что ли?
Журавлев помотал головой, словно супруга могла его увидеть.
– Как стекло.
– Всеволод, что-то случилось?
– Извини, не могу больше говорить…
Аккуратно положив трубку на рычаги, Журавлев выдернул аппарат из розетки. Включил настольную лампу. За окном сразу сгустились сумерки. Пересчитал папки с результатами экспериментов. Вышло ровно двадцать. Разделил их на несколько стопок и связал бечевкой. Синие – отдельно. Многолетняя работа завершена. Забавно, но уничтожить ее – дело каких-то пяти минут. Для этого нужен жидкий гелий и любой тяжелый предмет. И даже без тяжестей можно обойтись. Инертный одноатомный газ без вкуса и запаха кипит при температуре, близкой к абсолютному нулю, и даже самая толстая папка под его воздействием почти мгновенно станет хрупкой, словно тонкое стекло. Достаточно будет уронить ее на пол, и получится куча мелких осколков. Останется собрать их в пластиковый пакет и отправить в корзину для мусора.
Некоторое время Журавлев колебался. Из его кабинета на пятом этаже хорошо просматривалась вся Крутая Горка. В вечерних сумерках поселок выглядел умиротворенным. Пока не стемнело, можно было разглядеть даже берег Оби. Журавлев подошел к окну и закрыл обе створки. Ему вдруг стало холодно. И холод был чудовищный, близкий к абсолютному нулю…
Пора. Надо перенести отчеты в лабораторию. Притащить в кабинет даже самый маленький сосуд Дьюара для гелия будет проблематично.
– Вам помочь, Всеволод Сергеевич?
От неожиданности Журавлев выронил часть папок, они раскатились по скользкому полу из керамогранита, он наклонился их собрать, но не удержал в руках оставшиеся. Распрямился. Выдержал прямой буравящий взгляд молодого вихрастого парня в серых брюках и льняной рубашке навыпуск.
– Так я могу помочь?
– А вы, собственно, по какому вопросу? – набрался духу Журавлев.
– По личному. – Парень усмехнулся и поднял с пола связку папок. – Лейтенант Терентьев. Давайте я вас провожу. Вы же куда-то шли?
Журавлев пожал плечами и медленно выдохнул. Стало чуть легче. Во всяком случае, пальцы рук опять шевелились.
– Если у вас есть время…
– Как раз со временем у меня полный порядок, – заверил лейтенант. – Его у меня вагон и маленькая тележка.
В лаборатории ждали еще двое. Один в сером летнем пиджаке, другой в клетчатой рубашке. Оба молодые, но постарше Терентьева. У стеллажей с криостатами замер в нелепой позе завхоз Обрывалов. Журавлев демонстративно громко с ним поздоровался, Обрывалов как-то суетливо кивнул в ответ и сразу съежился, словно из него выпустили весь воздух.
