– Но каждый раз я заставлял себя делать то, чего не желала свинья внутри… Ты думаешь, я жестокий, я требовательный?
– Угу…
– Нет, Марти, это – жалкие крохи той жестокости, которую я ежедневно предъявляю к себе. А иначе я бы уже давно умер.
Он остановился на мосту и принялся раскуривать свою трубку.
– Угу, – сказал я невпопад.
– Я знаю, Марти, – дядя Джо затянулся, – знаю, как я тебе надоел. Я отстану от тебя в двух случаях. Либо когда умру, либо когда увижу, что ты сам хозяин своей свинье, а не плывешь по течению в облаке дерьма и мусора! – Он выпустил изо рта дым.
– Дядя Джо, – не выдержал я. – А курить ты не пробовал бросить?
На его лице появилось задумчивое выражение.
– Пробовал, – кивнул дядя Джо, – но у меня не получилось. Я ведь тоже не ангел.
– Ну, вот видишь! – оживился я, но дядя Джо поднял руку.
– Это лишь значит, что я плохо пробовал или мне было не нужно. Ты хочешь от меня чуда? Тебе показать, как бросают курить?
– Ну… – замялся я.
– Вот так бросают курить, – сказал дядя Джо и кинул с моста свою трубку, а следом полетели зажигалка и табакерка.
Больше дядя Джо не курил.
Я давно потерял счет дням. Мобильник дядя Джо у меня отобрал. Синтия пыталась звонить, но с ней поговорил он: сказал, что Марти очень занят своим дядей и его надо оставить на время.
В один из дней мы возвращались домой через мост Миллениум, как вдруг дядя Джо остановился, вцепился в перила, а затем схватился рукой за сердце.
– Дядя Джо! – закричал я. – Дядя Джо, тебе плохо?
Со всех сторон к нам бросились туристы и прохожие. Но дядя Джо помотал головой и вдруг улыбнулся.
– Отпустило! – сказал он счастливо, и прохожие потеряли к нему интерес.
– Сердце? – взволновался я.
– Нет, – дядя Джо потряс головой, – душу отпустило. Посмотри, Марти, какая красота! В какой красивый мир мы попали! – Он поднял трость и указал вдаль, на огни Тауэра, глаза его светились. – Какая красивая Темза!
– Я не люблю Темзу, меня в нее Сяолун головой макал и, наверно, скоро утопит.
– Не утопит, – беспечно откликнулся дядя. – В этом нет смысла – трупы долги не отдают. Сяолун хочет, чтобы ты хорошо работал, хорошо жил и отдавал долг.
– Это он тебе так сказал? – удивился я.
– Это я ему так сказал, – ответил дядя Джо. – Так что расслабься. Ты умеешь радоваться жизни, Марти?
– Не знаю… – растерялся я.
Дядя Джо обнял меня за плечо.
– А ты должен уметь и это, Марти! Ты должен уметь не только приказывать своей свинье, но и выгуливать ее, давать ей резвиться. Ты должен чувствовать красоту, музыку, еду, красивых женщин! И каждый раз ты должен говорить себе: какое счастье, какая красота! Ты понимаешь меня?
– Угу.
Дядя опустил взгляд и стал смотреть вниз, на блики Темзы.
– Здесь очень хороший мир, Марти, – сказал он тихо. – Как мне жаль его покидать. Почти нет войн, везде достаток, всюду эти ваши новые технологии, все, что нам давалось кровью, вы получаете прежде, чем успеете пожелать… Если б только я мог стать опять молодым, Марти! Я бы работал как бык дни и ночи, я бы открывал эти ваши стартапы, как консервные банки. Я бы гонял на велосипеде, путешествовал, искал и добивался свою Мэй… Ох, Мэй…
Он замолчал, улыбнулся и уставился вдаль.
Я стоял рядом, смотрел на огни Тауэра, на огненные блики и все пытался понять, что за необыкновенную красоту увидел дядя Джо. И мне показалось, что я тоже вдруг ее увидел – словно мне передалась наконец его энергия, которую он так долго пытался в меня впихнуть. Мы были на одной волне. И кажется, он тоже меня чувствовал.
– А ведь знаешь, Марти, – сказал дядя Джо, – я был уверен, что навсегда потерял это счастье жить, и мне остался только долг… Но нет, я снова чувствую! – Он обвел тростью все вокруг и улыбнулся совершенно счастливой улыбкой.
– Какое сегодня число, дядя Джо? – вдруг спросил я.
– Пятнадцатое мая, – ответил он без паузы.
